Пепел кровавой войны

— Трусливый — герой, — проговорила мать таким тоном, словно верила этому в той же мере, что и Мрачный… то есть гораздо меньше, чем ему самому хотелось бы. — Пока я привязана к этому дереву, тебе никто не помешает петь, но эта песня останется пустым звуком, если я сама не увижу, как мой братец делом подтвердит свою доблесть.

— В этом ты права, мама, — решил пойти на компромисс Мрачный. Да, он не был наивен и не надеялся переубедить ее сразу, но, может быть — всего лишь может быть, — этот разговор станет первым шагом к пониманию. — Один Блудливый знает, сколько я повидал такого, во что сам верю с трудом. И это еще одна причина, чтобы ты пошла с нами и разнообразия ради подняла свое копье против Изначальной Тьмы, а не таких же смертных, как и ты. Просто выслушай меня… А потом, я тебе обещаю, мы снова встретим дядю и решим, что с ним делать, когда у нас будет возможность судить по его делам и глядя ему в глаза.

Наступила долгая пауза. Они оценивающе смотрели друг на друга в не по сезону душной ночи, лунный серп расплескивал свет по кистям белых, как слоновая кость, цветов раскидистой рябины и сверкал на перечеркнутой шрамами щеке матери. Мрачный вспомнил предупреждение Хортрэпа о заключенных в дереве демонах, что охотятся за чужими секретами, но, даже если в рассказе Хватальщика и крылась какая-то доля правды, он все равно не жалел о том, что сказал матери. Пока та слушала его, все зло этого мира тоже могло подслушивать… и дрожать при виде такого героя, как Мрачный.

— Ну хорошо, спой мне свою песню, — сказала наконец мать теми же словами и с той же интонацией, что сотни раз повторяла, когда Мрачный был маленьким, прежде чем устало опуститься на его травяной матрас и послушать новую сагу, сочиненную им.

А ему оставалось только надеяться, что на этот раз она заснет позже, чем обычно. И если каким-то образом удастся убедить ее, а потом добраться до Джекс-Тота и найти Марото, пусть дядя для разнообразия докажет, что действительно сражался за правое дело, а не бесцельно таскал по дорогам свою старую вислую задницу.

Глава 6

Марото сковали руки. Но не обычной цепью, нет, это было бы слишком просто для его молчаливых похитителей. Вместо наручников его запястья обмотали толстой липкой паутиной. Такая же липкая петля из того же материала обвивала его шею и тянулась от затылка вверх, к бледной раздувшейся твари, которая и плела оковы. Она ползала по потолку тоннеля, следуя за пленником и охранниками, ведущими его вглубь пещер с тяжелым, спертым воздухом, в гротескное царство пульсирующих стен из живой плоти и сверкающих костяных выступов.

Поначалу Марото думал, что под черными доспехами с шипами прячутся люди или, может быть, дикорожденные. Пока дракон-кальмар нес его над верхушками деревьев, он даже тешил себя иллюзиями, что тотанцы окажутся добродушными и симпатичными, что они с радостью пригласят его на свою пирушку, как только выяснится, что Марото и Бань не шпионили за ними, а попали на Джекс-Тот совершенно случайно. Но он разочаровался в своих фантазиях, едва очутился в пещерном лабиринте, где земля и камень уступили мерцающей плоти стен и мягким, сочащимся какой-то жидкостью сталактитам. Ни одно существо, хоть отдаленно похожее на человека, не согласилось бы жить в таком кошмарном аду, и какие бы вечеринки ни намечались здесь, лучше держаться от них подальше.

Когда чудовище выпустило его из своих щупалец, он плюхнулся в бассейн с теплой слизью, кишащей невидимыми, к счастью, существами, которые быстро разъели сетеподобную паутину. Как только Марото освободился от разлагающихся пут, тотанцы, уже в большем количестве, вытащили его из вязкой жижи, и не успел он прийти в себя, как его руки и шею опутала свежая паутина, которую белая тварь вытаскивала из почти по-человечески ухмыляющейся пасти на своем мохнатом брюхе. Потом она вскарабкалась обратно к потолку живой пещеры и затянула петлю на шее Марото, и он решил: положение настолько хреновое, что не осталось времени для угрызений совести, сожалений и самоуничижения. Пока он не сбежит из этого кошмара — или не откусит себе язык, чтобы истечь кровью и умереть, если с побегом ничего не получится, — все его мысли будут посвящены выживанию.

И Могучий Марото покорно зашагал дальше, старясь сохранить холодный разум в этом адском пейзаже, напоминающем кишечник огромного животного, где воняло как в переполненном инсектариуме затрапезной ужальни. Этот приторный маслянистый запах, от которого слезились глаза, определенно принадлежал насекомым, а быть может, их близким родственникам. Что неудивительно, если не забывать о паукоподобной твари, с помощью которой его связали, и похожих на хитиновые панцири доспехах.