Пепел кровавой войны

— Так и есть, — согласилась София, глядя то ли на огонь, то ли на дремлющего рядом с камином демона. — Со временем я приобрела у бродячего торговца пару кулинарных книг и немного выдохшихся приправ, но ни один рецепт из тех, что я там вычитала, не мог сравниться со стряпней того старикашки. Казалось бы, что может быть проще, чем медальоны из оленины с грибами или яблочные лепешки, — но в его исполнении… О боги, как расцветало лицо Лейба, когда он возвращался домой и вдыхал запах этих лепешек!

Никогда прежде София не улыбалась при Индсорит так же широко — и при этом выглядела чуть ли не плачущей. Эта боль была знакома, и она появилась вновь, стоило Индсорит вспомнить чумазые ангельские лица, увиденные незадолго до того, как ее братьев постигла жестокая участь в трудовом лагере. Никакие палачи Вороненой Цепи не могли бы терзать ее сильней, чем эти воспоминания. Как бы ни истязали Индсорит, она сводила на нет все усилия мучителей, прячась от них в собственном прошлом, и находила там оправдание этим мукам, едва ли не с облегчением принимая запоздалую расплату за то, что не сумела спасти свою семью… и свою империю.

— Понимаю, сестра Портолес все тебе выложила, иначе тебя здесь не было бы, но тем не менее я должна рассказать сама, — начала Индсорит, почувствовав, что время наконец пришло. Не так уж много она могла сообщить, но эта малость лежала на сердце тяжким камнем. — Мне очень жаль, что все так случилось с твоим мужем и твоей деревней. Не могу сказать с уверенностью, кто приказал сэру Хьортту сделать это, но подозреваю его отца, бывшего командира того же полка. Из всей старой гвардии я в последнюю очередь обвинила бы Доминго Хьортта в сговоре с Цепью, но И’Хома, издеваясь надо мной во время допроса, заявила, будто он перешел на сторону церкви. Якобы в битве у Языка Жаворонка барон помог осуществить некий ритуал, который призвал Джекс-Тот. Мне известно, что он был твоим заклятым врагом еще до того, как ты захватила трон, и, возможно, Цепь в уплату за помощь указала место, где ты скрывалась, и он послал за тобой сына. Но правда такова, что я все еще не знаю, как это произошло и почему… Жизнью своей клянусь, София, я даже не догадывалась, что ты еще жива спустя столько лет.

Старшая из собеседниц вздохнула и покрутила кусок хлеба на тарелке.

— Да, я и раньше допускала, что ты здесь ни при чем, но рада слышать, что так и есть на самом деле. Что касается Портолес… Она сделала все от нее зависящее, чтобы добраться до меня, но ты должна знать: сначала я просто не захотела выслушать ее, а потом было уже поздно. А что касается виновника, то я уверена, что это не Доминго. Он непременно ткнул бы меня носом в дерьмо, когда мы встретились в лагере. Кроме того, это не в его стиле — посылать за мной своего щенка, вместо того чтобы справиться самому. Поэтому Вороненая Цепь остается главным подозреваемым. Должно быть, это она выкурила меня из убежища, чтобы натравить на империю… Хотя мог и Хортрэп, и кто-нибудь из моих лучших друзей, понимая, что только такая трагедия способна вернуть меня и вынудить согласиться на их хитрые планы. Или кто-нибудь из тысячи врагов, которых я нажила на моем долгом дерьмовом веку. А может, просто демон честолюбия нашептал в ухо зеленому полковничьему сыну: хочешь сравняться славой с отцом, изволь в самом начале службы проявить силу и решительность. Возможно, гибель Лейба и жителей Курска — просто дурацкая случайность… Возможно. Но не знать и понимать, что никогда не узнаешь… Эта драная заноза разрывает мое сердце… Я заслужила эти сомнения, весь этот хаос… Но Лейб не заслужил… никто из них… Все они просто любили меня, а я не смогла их спасти. Я, хренова королева София, не спасла крохотную деревушку — всех перебили, а я даже никогда не узнаю кто и почему… Драть-передрать!..

София наконец-то подняла глаза на Индсорит, и в гаснущем свете позабытого камина показалось, что маска безжалостной королевы-воительницы из песен, которую она много лет носила не снимая, сползла с ее лица, открывая взгляду обычную смертную. Мерцающие ручейки потекли из холодных глубин ее голубых глаз по каналам шрамов и морщин, и горло Индсорит вдруг сжалось от сочувствия. Хвост Мордолиза стучал по камню в такт с биением сердца Индсорит, и она подалась вперед, бередя заживающие раны, разрывая свежие швы, и протянула руки через заставленный угощениями стол. Это было небезопасно, все равно что попытаться погладить рычащего бездомного пса, но в то же время она чувствовала пьянящую уверенность, что это свирепое с виду существо не причинит ей вреда. София отшатнулась и посмотрела на нее так, будто не понимала, что происходит, а потом взяла ее протянутые руки в свои. Пальцы Софии дрожали, и Индсорит крепко сжала их.