Пепел кровавой войны

София много раз просила не называть ее так, и раздражение помогло ей сосредоточиться. Борис был в оранжевом плаще этой драной Народной Стаи, как нарек себя новый городской совет, – на что Холодный Кобальт только презрительно фыркала. Она еще покажет им, что такое настоящий волк, если когда-нибудь поднимется с проклятой койки, только отнимающей силы, вместо того чтобы восстанавливать их.

– Вот это да! Выглядит прекрасно – давайте поменяемся на время?

Прежде он не предлагал ей сделать первый ход за ужином, и София с радостью обменяла свою новую трубку на серебряную миску, до краев наполненную жареным соевым творогом, угрями и диким рисом. Она постоянно была голодна, и сейчас от ароматного пара по щекам потекли счастливые слезы. Пока она опустошала миску, он наполнял трубку тубаком из квадратного лайкового кисета, и София поправляла его неловкие движения – откусила голову угрю и заполнила его туловище рисом, имитируя технику набивки. Это не принесло ожидаемого результата, но Бориса осенила новая идея, и он решил, что лучше набьет свою собственную – дешевую и короткую – глиняную трубку. В этом весь Борис – добившись наконец высокого положения, он все же должен демонстрировать, что еще не окончательно ушел с улицы.

– Похоже, наша королева слишком занята трапезой. Может, кто-то из вас окажет честь? – обратился он к троим охранникам, делившим с Софией камеру.

Ни один из этих головорезов до сих пор не сказал ей ни слова, за исключением коротких приказов, и все они были настолько молоды и неприметны, что она так и не научилась отличать их друг от друга. Софию больше интересовал вопрос, как они спят, потому что ее койка была единственной в камере, и… и вдруг Борис протянул ее трубку одному из этих мужланов! Драть-передрать, ее новую трубку!

– Я готова, – сказала София, вытирая губы тыльной стороной кисти, с каждым днем становившейся все грязней. Кандалы на запястьях болтались так же свободно, как те браслеты, что подарила ей Сингх в честь их первой победы в Ранипутрийских доминионах. – Дай сюда, ее нужно правильно обкурить.

– Вы ведь настоящий трубочный мастер, не так ли, ваше величество? – спросил Борис, прикуривая от спички свою трубку и делая знак охраннику приподнятой бровью.

– Я легенда, драть твою мать! – ответила София не столько с гордостью, сколько признавая очевидный факт, и поглядела на парня, державшего ее трубку. – Она предназначена не для тебя. Она предназначена для меня. Первая трубка, которую я вырезала для себя. Так что даже не думай ни хрена о том…

– Это последний тубак из личных запасов багряной королевы, – проговорил Борис сквозь облачко едкого дыма, пущенного прямо в лицо Софии, и передал спичку вместе с топталкой охраннику, что держал ее кратер, как София привыкла думать о своей новой трубке. – Он вдвое старше тебя, приятель, и стоит дороже, чем все наши жизни, вместе взятые. Так что наслаждайся, кури сколько влезет… и за нее тоже.

– Не смей!

София никогда не была суеверной, но обкуривание новой трубки – такой же священный ритуал, как любой из тех, что проводят в Тридцати шести кельях Угракара или в Вороненой Цепи… А эта тупая обезьяна все делает через жопу – пламя лизнуло кромку чаши, но каким-то образом совершенно не задело тубак. Когда у него все-таки что-то получилось, София сразу определила, что дым слишком горячий. Губы охранника, попробовавшего, вероятно, лучший из доступных смертному сортов тубака, скривились в одурманенной улыбке, и София подумала: «Лучше бы с меня живьем содрали кожу».

– Драть твою мать, перестань! Серьезно!

– Мм! – Наслаждаясь дымом глиняной трубки, Борис положил ноги на край койки Софии. Щегольской наряд – и так и не подбитые подошвы изношенных до дыр сапог. – Я почти жалею, что курил его. Обычного тубака для меня теперь не существует.

Охранник застонал от удовольствия, выпуская дым через нос. Это было похоже одновременно на любовные восклицания и на мычание коровы. Он передал трубку своему товарищу. Трубка шла по кругу, и каждый слюнявым ртом и острыми зубами оставлял следы на мундштуке. Даже охранница, что стояла за решетчатой дверью, хоть она и не была заядлой курильщицей, но – «один раз в жизни – почему бы и нет?».

Все это время Борис расхваливал Софии утонченные, меняющие жизнь ощущения, которые он сейчас испытывал, оценивал оттенки и ароматы, которые ему удалось уловить. А охранники в конце концов расслабились настолько, что присоединились к обсуждению:

– Это… шоколад?

– Ни хрена не шоколад. Какао. Со сливками, но без сахара.

– Кэроб[9] и… вишня.

– Дерьмо этот твой кэроб. А вишня – уже ближе. Но не какао, это точно. Полусладкий шоколад.

– Черная смородина.

– Кожа.

– Старая кожа.

– Старый кожаный ремень, только что нагретый бритвой.