Пепел кровавой войны

– Она казнила только Канг Хо, а Чи Хён удалось сбежать через Врата! – Феннек засеменил к краю террасы, тяжелые плиты сдвинулись под его ногами с тошнотворной легкостью. – Вон там! Возле храма Пентаклей, видишь?

С куда большими предосторожностями Марото подошел и посмотрел в ту же сторону, что и Феннек. Но увидел только бесконечные ряды солдат в черной броне и табуны их боевых тварей, прорывающихся за внешнюю стену. И ко всем прочим неприятностям по северным полям маршировал еще один тотанский полк. Повсюду, куда только Марото мог дотянуться взглядом, двигались монстры, и уже не один, а сразу трое драконов-кальмаров нарезали круги над подходящими легионами. Должно быть, Феннек вконец дерьма объелся, раз решил, что Чи Хён…

Нет, вот они. Далеко на западе, в понемногу сужающейся щели между тотанскими войсками, рвущимися к Осеннему дворцу, и другим полком, наступающим с севера, полощутся на ветру синие знамена. За ними видно белое пятнышко храма Пентаклей. Он возвышается над полями, словно клык… или имперский надгробный камень. На глазах у Марото с Феннеком черный поток, лившийся через внешнюю стену, повернул назад, и тотанцы двинулись навстречу кобальтовым, которые угрожали им с тыла.

– Она вернулась! – задыхаясь, повторял Феннек. – Вернулась!

– Ей мало уже позаимствованного у Софии и она решила инсценировать свою смерть? – спросил Марото, но тут же широко улыбнулся. Он еще с первой встречи понял, что этот отпрыск Канг Хо – молодчина. – Как она это провернула? И сколько кобальтовых ушло с ней во Врата, после того как императрица обвела вас вокруг пальца?

– Хрен знает как, но ей удалось! И с ней не было ни одного человека. Это не наши солдаты – она привела совершенно новую армию!

– Новая армия, которая, как и многие прежние, сыграет роль бастурмы в сэндвиче, – сказал Марото, указывая на второй тотанский полк. – Своим неожиданным появлением они добились лишь того, что подарили нам необходимое время для отступления через город.

– Нет…

Лицо Феннека вытянулось, и Марото обругал себя бессердечной сволочью, когда его друг наконец-то понял безнадежность ситуации. Уж лучше бы Чи Хён вообще не возвращалась, чем вот так угодить в мясорубку.

– Мы не можем повернуться к ней спиной! Она попадет в ловушку!

– Окажись Чи Хён на нашем месте, с единственной возможностью для отступления, она бы поступила точно так же.

Марото было противно произносить эти слова. Противно сознавать свою правоту. В каком же холодном и ужасном мире они живут, если здесь может уцелеть только безжалостный и только бессердечный способен добиться успеха!

– Вероятно, ты прав, – сказал Феннек. – Поэтому так важно, чтобы мы, старики, показали следующему поколению лучший пример.

– Да, и я… Постой-постой, что ты сказал?

Феннек усмехнулся той самой сумасшедшей усмешкой, с какой обычно упрекал Марото и Софию в правильных поступках, прежде чем сам совершал какую-нибудь несусветную глупость. И это еще мягко сказано.

– Ты видишь кобальтовых, которых скоро раздавят две тотанские армии, а я вижу тотанцев, которых скоро раздавят два войска кобальтовых, – заявил Феннек, спускаясь с разрушенной террасы к своим капитанам. – Мы ударим стремительно и мощно, всеми силами, какие у нас есть, и сумеем расчистить дорогу в Отеан для Чи Хён и ее солдат, до того как ее проглотит второй полк. А потом отступим вместе.

– Это какая-то безумная хрень! – воскликнул Марото. – Тотанцы уже лезут в брешь, которую пробили в стене Осеннего дворца, и ты сам сказал, что их там десять тысяч! Драть твою мать, у нас появился золотой шанс благополучно отступить в город, а ты предлагаешь вместо этого пробиваться через армию монстров? Когда вторая армия дышит нам в затылок! И все для того, чтобы попытаться спасти девочку, которую ты уже считал погибшей и которая действительно погибнет, прежде чем мы успеем прийти на помощь!

– Да, таков мой план, – подтвердил Феннек, и, пока они спускались к офицерам, терраса зашаталась еще сильней. – Тебе он не по душе, варвар?

– Не по душе? – Марото забросил булаву на плечо, удерживая равновесие на качающейся балке разрушенного замка на краю мира. – Ни хрена подобного, очень даже по душе. Только разреши заскочить в туалетную комнату и поправить грим, прежде чем мы начнем танец.

Глава 21

В прежней жизни И’Хома не ведала, что такое любовь. Конечно, она знала это слово и часто им пользовалась, чтобы описать свои отношения с Падшей Матерью или привязанность Всематери к порочному миру. Но все это было настолько отвлеченно, настолько умозрительно… Теперь, впустив ангела в свою плоть, она не только понимала, что такое любовь, но и сама ее испытывала. Душа И’Хомы едва не лопалась от переполнявшей ее страсти, заставляя терять голову, словно грешника, поддавшегося искушениям Обманщика.