Пепел острога

На драккаре Гунналуг уже не ставил свой большой синий шатер, как не ставил свой красно-золотой и сам ярл. Здесь просто негде было ставить шатры, поскольку драккары были хотя и большие, но беспалубные. Их вообще за весь поход ставили дважды на ночь, да и то лишь потому, что надеялись на скорое возвращение ярла Снорри Великана, сына Торольфа Одноглазого. Но Снорри всегда отличался большой жадностью и, видимо, хотел захватить еще что-то, и потому задерживался. Впрочем, отец не сильно горевал по этому поводу, потому что в отсутствие сына чувствовал себя лучше. По крайней мере никто не смел ему мешать, преследуя собственные интересы, и никто своей непродуманной грубостью не ронял его авторитет. Да, авторитет отца не внушал уважения только сыну. Даже другие ярлы, что потихоньку шепчутся о своем праве на титул конунга, отыскивая в родословной какие-то давние связи с родом Кьотви, в присутствии Торольфа не спешили говорить громко и открыто. Один только этот мальчишка, сын Кьотви, и его дядя, наполовину хитрый грек и лишь наполовину норвежец, стояли на своем. Однако сын Кьотви не имеет в своем распоряжении достаточного количества воинов, и, даже если он соединит свои полки с полками своего дяди ярла Фраварада, все равно наберется чуть не вдвое меньше, чем у Торольфа с сыном и у Дома Синего Ворона, поддерживающего их. И серьезного внимания на Ансгара с Фраварадом обращать не стоило, если, конечно, они не привезут легендарный меч Ренгвальда, который уже почти полтора века считается символом власти конунгов. Тогда собрание бондов без сомнения признает нового конунга за полноправного, несмотря на юный возраст и совершенно никакое влияние на дела страны. Но путь дяди и племянника далек и долог, и слишком много сил, выставленных Торольфом Одноглазым и даже Гунналугом, постараются не позволить мальчишке добраться до дома к началу народного собрания. А может быть, постараются вообще не допустить их до дома. Никогда…

Колдун Гунналуг, не просто служащий в Доме Синего Ворона, но сам являющийся членом этой большой семьи, хотя и младшим ярлом, не пожелает допустить Ансгара до власти, потому что земли Кьотви примыкают к землям Дома Синего Ворона, и слишком много спорных вопросов по этим землям накопилось за последние века. Спорить с конунгом Кьотви было сложно и будет сложно, если Ансгар титул все же получит. Конунг может приказать другим ярлам идти походом туда, куда он захочет, и один шведский Дом, даже достаточно сильный, не сможет противостоять целой стране. Тем более что у Дома Синего Ворона в самой Швеции куча проблем. Но если конунгом станет Торольф, чья мать сама происходит из того же шведского Дома, то в его интересах уничтожить опасного соперника. А уничтожить его можно, потому что соперник не настолько силен, чтобы сопротивляться всем объединившимся против него войскам.

Конунг Кьотви не проявил дальновидности. Он много воевал, укрепляя Норвегию, но не заботился об укреплении своего Дома. Считал, что будет жить вечно и будет способен одним словом послать на противника полки. Да, он мог. Но вот сыну его, не имеющему при себе символа власти, этого не дано. Ансгар слишком много получил от матери и был неподходяще мягким для конунга. Ему бы отцовский характер, тогда и сам Торольф, может быть, задумался бы, прежде чем начать противостояние. Но сейчас это противостояние позволить себе может.

Да, все, казалось бы, должно было получиться, как задумано, и нет сил, способных направить движение в противоположную сторону. Тем не менее сомнения глодали душу Одноглазого, и временами его мучил настоящий страх – вместо приобретения титула можно потерять полностью и свое насущное. Он, конечно, как всякий скандинав, не боялся потерять жизнь, поскольку считал свое пребывание на земле временным, да и, по правде говоря, уже надоевшим ему самому. Но остаться живым без дома и без земель – это было хуже смерти. А именно так могло случиться при неудаче. И опять вся надежда была на колдуна. Если Гунналуг что-то обещает, он это делает.

Если, конечно, сможет сделать…