Пепел острога

Торольф посмотрел своим единственным глазом на книги. Седьмую скрижаль добыть они не смогли, и всемогущество, о котором мечтал Гунналуг, он не приобрел, хотя надежды еще не потерял. Они вынуждены были отправиться в обратный путь без книги, потому что время торопило, и оставили на месте Снорри Великана дожидаться сотню русов с грузом годовой дани. Перед Снорри стоял выбор: или вместе с отцом отправиться домой и тоже предпринять попытку по захвату титула конунга силой, в том числе выступая и против отца, или дождаться верной добычи, которая должна сама прийти в руки. Что касается титула, то после смерти отца, а этого, возможно, ждать не долго, да и приблизить такой исход можно, он так и так бы перешел к сыну, а бороться с отцом, имея примерно равные силы, было и не совсем разумно, потому что тогда пришлось бы бороться и против многих остальных. И потому Снорри Великан, после недолгих раздумий и беседы наедине с Гунналугом, сделал свой выбор и остался на месте, спрятавшись в лесу в стороне от сожженного Куделькиного острога. Но ему Гунналуг не дал никаких поручений относительно поисков книги. Колдун справедливо Великану не доверял. И не столько не доверял его характеру, сколько не доверял его уму. Там, где требовалось с напряжением головой думать, Великан был мало приспособлен для использования. Впрочем, о Торольфе колдун был не намного более высокого мнения. Отец в тонких делах тоже был не лучшим компаньоном.

Сам же Гунналуг считал себя человеком мудрым. И с высоты этой мудрости не мог поверить, что Всеведа, как звали женщину, не унесла книгу из пожарища, потому что это, по мнению колдуна, была самая драгоценная вещь не только в ее доме, но и во всем сгоревшем остроге, во всей земле русов, да, может быть, и во всех населенных людьми землях. От жилища ведуньи ничего, кроме углей, не осталось, и Гунналуг, ведомый своим наитием, сам в разгар пожарища, не боясь опалить волосы, пришел к дому, чтобы посмотреть. Дом полыхал так, что в этом пламени невозможно было уцелеть никакой скрижали. В этом пламени металлу невозможно было уцелеть. Но женщина почувствовала что-то и бежала заранее, гораздо раньше, чем к дому успели подступить специально посланные колдуном воины, путь которым показывали созданные Гунналугом рукотворные вороны со стальными клювами и стальными когтями. И ведунья, конечно, почувствовала, зачем сюда приплыли полуночные соседи. Женщина знала, что ищут ее, и спасала своих дочерей, выводя их не туда, где за воротами ждали воины, а к тем воротам, которые уже доброе десятилетие никто не открывал и где засов Гунналуг сам постарался запечатать своей мыслью, как печатью. На создание полновесной печати ему времени отпущено не было. А заранее он не подготовился, считая, что Всеведа побежит к ближним воротам, где ее и схватят. Вороны должны были указать на нее. Вороны, которые давно уже за ней наблюдали. Но она пошла к другим воротам… Другие люди, что жили рядом, тоже бросились к этим воротам. Но открыть их не смогли. И только Всеведа своей мыслью создала удар и разрушила, в пыль и пепел превратила запечатывающую мысль Гунналуга. И ворота раскрылись. Вот этого он никак не ожидал. Он ожидал встретиться с захолустной знахаркой, которая не сможет оказать ему сопротивления. Но никакая знахарка не могла бы сбить его отвердевшую запеченную мысль и открыть ворота. Это было сложно, если не невозможно, даже любому другому колдуну из тех, кого знал Гунналуг. А женщина сделала это просто, словно бы походя, и с первой, судя по всему, попытки. Это ударило его с расстояния в центр головы, в самый мозг, и ударило так больно, что он не сразу пришел в себя. Сработала отдача. Тогда только Гунналуг понял, что дело ему предстоит не такое простое, как казалось вначале, и он там, где никак не ожидал, встретил серьезного противника.

Книга не нашлась, это была неприятность, однако ничего катастрофического и в этом пока не просматривалось, и вернуться сюда, в Бьярмию, через какое-то время, вполне вероятно, Гунналугу все равно удалось бы, потому что резонно было предположить, что Всеведа где-то спрятала седьмую гиперборейскую скрижаль, когда бежала с детьми от пожара. И это место было где-то в стороне, на не слишком большом отрезке пути от острожного тына до поляны, на которой Гунналуг набросил на нее сеть, запечатанную уже не его собственной печатью, которая не представляла, как оказалось, преграды для ведуньи, а печатью Аполлония, одного из сильнейших магов древней земли Туле. С этой печатью ведунья Всеведа, как и ожидалось, не смогла справиться. С ней никто справиться не смог бы, даже сам Гунналуг, если бы она была наложена не им. Только седьмая скрижаль в состоянии помочь распечь печать и освободиться от сети. Печать Аполлония колдун создавал долго, почти все плавание от Норвегии до бьярминского острога, создавал на случай и держал ее в голове. Печать отняла много сил, но работал он не зря, и случай представился…