Пепел перемен, Том 1: Пыль и сталь

– Только мы были так близко, чтобы услышать. Не было времени идти за помощью. Но Иллания не оставила нас и свела с тобой. Теперь нам пора возвращаться в лес.

– В лес? – переспросил Таринор. – Разве мы сейчас не в лесу?

– Нет. Это всего лишь… – эльф запнулся, пытаясь подобрать нужное слово, – Лесной порог. Там, куда мы идём, люди не заходят. А те, что заходят, обратно не возвращаются. Быть может, Великая мать ещё сведёт наши судьбы вместе. Да прибудет с тобой её благословение.

Эльфы вернулись к кустам, забрали оставленные там луки и скрылись среди деревьев, словно призраки. Наёмник же, оставшись наедине с мёртвыми разбойниками, для начала с удовольствием пнул лежащее рядом тело Роба. На побледневшем лице читались растерянность и удивление.

– Да, я сам до сих пор не могу поверить, что так вышло, – проговорил вслух Таринор, будто бы тот, кто ещё недавно желал ему смерти, мог услышать эти слова. На свою накидку из шкурок лысый извёл никак не меньше пары дюжин зверьков.

– Даже шкуру с белки толком снять не смогли, бестолочи, – усмехнулся Таринор. – Умели бы, глядишь, и меньше белок бы ушло, и эльфы на вас внимание не обратили. Ну, зато теперь мне будет, чем поживиться.

Первым делом наёмник вернул себе меч и принялся собирать собственные вещи, что Тим так неаккуратно вывалил из сумки. «Вяленое мясо ему не нравится… Что бы понимал, привереда!» Он подобрал квадратную монетку и подумал: «А ведь мне и впрямь крупно повезло. И ведь петлю сделали что надо – развязать уже никак, только резать. Такую верёвку извели, болваны!» Вскоре к Таринору вернулись остальные его пожитки, и он принялся обшаривать тела.

– Шайка Доброго Роба, значит? Ну, сапоги у вас и впрямь добрые, новёхонькие, – присвистнул наёмник. – Ограбили сапожника, значит? Пусть его жертва станет не напрасной.

Таринор стал примерять свою ногу к разбойничьим и, найдя, наконец, обувку по размеру, стянул её и оттёр от крови. Кого-то подобное мародёрство могло бы оттолкнуть, но наёмник не видел в этом ничего дурного. В конце концов, кто-то из них и сам хотел разуть его бездыханное тело. Должно быть, вот этот в драных сапогах, кому не досталось обновки при дележе.

Он пошарил по сумкам и кошелям разбойников и отыскал несколько серебряных монет. Пригляделся к одной из них и заметил, что вместо грифона на ней изображён орёл. Да и монарший профиль, который должен изображать короля Эдвальда Одеринга, принадлежал вовсе не ему.

– Давнишняя. Интересно, сколько они ещё будут в ходу, прежде чем грифоны повсюду заменят орлов? – пробормотал Таринор, глядя на изображение Альберта Эркенвальда. У бывшего короля уже был стёрт нос, он всегда стирался первым. Монетка немало повидала и, должно быть, прошёл не один десяток лет с тех пор, как она покинула королевский монетный двор в столичном Энгатаре. Таринор пересчитал деньги. Одиннадцать маренов.

– Почти целый огген! – довольно заключил он. – Жить можно.

Наёмник уже давно не видел монет достоинством в один огген, которые народ ещё называл «большими» или «полновесными» маренами. Они были куда больше и тяжелее простых серебряных монеток, а портрет короля на них окружали маленькие короны.

Монеты же из самого драгоценного металла, звавшиеся золотыми маренами, Таринор видел лишь однажды. Когда-то давно, ещё в войну, Эдвальд наглядно продемонстрировал разницу между золотыми и серебряными монетами. Он вложил наёмнику в ладонь золотую монетку, а в другую руку дал мешочек с серебряными оггенами. Круглый кусочек золота в сравнении с ним казался совсем невесомым.

– Одна эта монетка стоит двух десятков полновесных оггенов, – говорил Эдвальд. – А каждый огген – дюжина серебряных маренов. Взгляни на свой меч. Недурная работа, верно? И заплачено за неё одной единственной золотой монетой.

Меч, который лорд выдал Таринору действительно был хорош. Наверное, лучший клинок, который он когда-либо держал в руках. В те годы Таринор считал скверно, поэтому едва ли мог оценить ценность золотой монеты иным образом.

– А сколько стоит ваш меч, милорд?

Из ножен Эдвальда Одеринга торчала рукоять, отделанная белоснежной костью. С навершием в виде когтистой лапы, сжимающей драгоценный камень, и тонким золотым узором на гарде. Больше символ власти, чем оружие, стоивший, наверное, баснословных денег.

– У некоторых вещей нет цены, Таринор, – с загадочной улыбкой ответил лорд Одеринг. – И далеко не всегда такие вещи можно потрогать руками.

Тогда Таринор не понял, о чём именно говорил лорд, но для себя решил, что речь шла о верности, чести или чём-то вроде. В любом случае, с тех пор золотых монет наёмнику больше видеть не доводилось: платили ему всегда серебром, обыкновенными маренами. Но, пока на эти маленькие потёртые монетки можно было купить еды, оплатить комнату в трактире, починить меч и прохудившиеся сапоги, жаловаться не приходилось.