Пепел победы

Хуже того, персонал сознавал, что попадающие в Яму данные о дислокации сил противника, перемещениях кораблей, промышленных мобилизациях, дипломатических инициативах, пропагандистских акциях, внутренних беспорядках и прочем, прочем, прочем устарели в еще большей степени, чем информация о собственных соединениях КФМ. Иначе и быть не могло: разведывательные данные поступали сначала в местный разведывательный центр, а уж потом, курьером, пересылались на Мантикору. Источники сведений были разными, от тайной резидентуры во вражеских мирах до технического прослушивания сообщений Комитета открытой информации, а вот результат — один: все они безнадежно опаздывали. Случалось, что на добывание информации даже в сложных нелегальных условиях уходило меньше времени, чем на переправку ее в центр. Неудивительно, что штабные аналитики зачастую ощущали, что мчатся по тонкому льду: дорога впереди кажется чистой, но это лишь видимость, ибо под ногами в любой момент может разверзнуться пропасть. Как случилось, например, когда Эстер МакКвин нанесла удар по глубоким тылам Альянса. Тот рейд, помимо всего прочего, стал ударом и по самолюбию «троглодитов», в свое время убеждавших командование в принципиальной невозможности чего-либо подобного. Непосредственным их начальником являлась Патриция Гивенс, подотчетная лично Томасу Капарелли. На его широких плечах лежало немыслимое бремя решений, которые приходилось принимать на основе заведомо устаревших данных. Задумываясь о тяжести этой ноши, Гивенс всякий раз испытывала ужас. Занимая посты шефа РУФ и Второго космос-лорда, она, случись что-то с сэром Томасом, вынуждена была бы принять эту ответственность на себя до назначения властями нового главнокомандующего. Больше всего в жизни ей хотелось избежать такого поворота событий.

В далекое мирное время при появлении Капарелли в Яме все вскакивали, вытягивались в струнку и щелкали каблуками, но война внесла в трактовку дисциплины свои коррективы, к которым Гивенс относилась с одобрением. Для нее реальные результаты работы людей, с которыми они бок о бок делали общее дело, были куда важнее формальной уставной вежливости.

Первый космос-лорд был с этим явно согласен: он официально распорядился не прерывать работу для приветствия входящего в помещение главнокомандующего, даже если он появился при всех регалиях. Так что и сейчас все остались на своих местах. Капарелли приветствовал лишь начальник дежурной смены, Зеленый контр-адмирал Брайс Ходжкинс. Гивенс и Первый космос-лорд обменялись кивками, и Пат незаметно улыбнулась: все происходящее было предсказуемо до мелочей. Разумеется, адмирал не мог ознакомиться со всеми донесениями, подготовленными для него к сегодняшнему утру аналитиками военной разведки: прочесть эту гору документов было свыше человеческих сил. Однако Гивенс знала, что он внимательнейшим образом знакомится с кратким обзором этих документов и выкраивает откуда-то время для просмотра наиболее важных сводок. Разумеется, выбор этот далеко не всегда был объективен, ибо основанием для него служило личное суждение, но и это входило в его обязанности и было частью его бремени. В конечном счете кто-то ведь должен был выбирать из лавины потенциальных угроз наиболее реальные — и этим кем-то был сэр Томас Капарелли. В военных вопросах последнее слово оставалось за ним. Разумеется, в случае несогласия с ним или недовольства его работой гражданские власти могли найти ему замену, но пока этого не произошло, он был в ответе за все.

Ноша сокрушающая, однако, что бы ни говорили довоенные противники Капарелли о его ограниченности, с началом боевых действий этот человек, по мнению Гивенс, продемонстрировал несколько бесценных талантов. К их числу она относила способность полагаться на суждения готовивших ежедневные сводки экспертов, а не зарываться в донесения, стремясь разобраться во всем самостоятельно. Кто-то мог бы сказать, что это удавалось ему благодаря флегматичности и отсутствию воображения, но, в конце концов, кому-то и климат Грифона казался подходящим для отдыха. Гивенс основным отличительным качеством Капарелли считала железную самодисциплину. Действительно флегматичный, он при этом был не только исключительно компетентен, но и обладал развитым воображением, а некоторые его озарения можно было, не кривя душой, назвать близкими к гениальности. Кроме того, он умел подбирать людей, доверять им и спрашивать с них по справедливости, чем снискал уважение и преданность персонала. Умело распределяя поручения и ответственность, адмирал добился того, что, несмотря на огромный объем обрабатываемой информации, перегрузки удавалось избегать, и слаженная команда Ямы работала без сбоев.