Пепел Предтеч (СИ)

Звучный гул гудящего пламени, что в горючих газовых сгустках мчался сквозь воздух, чтобы расплескаться по панцирям наступающих толп. Вражеская Орда была одноликим монстром, что скрёбся сквозь стену, пытаясь добраться до вкусного мяса. Через отверстия в стенах стрелял неизвестный боец – из того же плазменного вооружения, что я видел у Глухача. Это был либо трофей, либо кто-то из подручных главаря остался в живых.

Сгустки пламени не спешили истлевать, когда попадали на панцирь и плоть противников. Словно напалм, они забивались под броню и сжигали врагов насквозь. Поверх чёрного шелестящего океана, под безучастными скалами вскоре растеклось море зноя. И шелест, и скрип, и стрёкот насекомых засвистел в моих ушах враздробь, диким диссонансом и шабашём.

Но я уже видел, что преграда из крепких стен не выдержит натиск – среди Орды, над вражескими панцирями возвышалась фигура огромного богомола – его тело блестело, будто обсидиан полировали шелковой тканью, а в глазах его было пламя. Острые длинные лапы, как лезвия смертельных серпов, рассекали пространство, и он был для стрелявшего в мёртвой зоне. Скоро он должен был переступить через союзников – и тогда песнь стрелка будет спета. Что до меня…

Я вздрогнул, ведь этот монстр мог легко одолеть затем и меня, даже будь здесь он один. Белка ахнула от испуга, и я ощутил прикосновение её ладоней, когда она спряталась у меня за спиной. Я мысленно пересчитал перечень тех приёмов, что мог применить, но против твари такого размера не годилось ничто. Я мог лишь привлечь к себе чужое внимание, чтобы потом умереть.

И когда я почти поменял план, и решил прорываться в глубину тоннелей, Шут сделал свой ход.

- Стой, - сказал он, и властной дланью затянул взгляд мой – во тьму. И заговорил – медленно, словно пытался изложить мне нечто важнее жизни.

- Ты – словно моллюск в раковине – я уже говорил. Поверхность внутри неё – всегда гладкая и мягкая, нежная на ощупь. А снаружи она – как плотная сеть из кристалликов карбоната кальция, которая стоит непоколебимо – мешая чужакам проникнуть в наш разум. Это наша сила – и наша слабость. Но сейчас, мы должны выйти. Покинуть её.

- Взгляни, - прошептал Шут. – Взгляни на мир, что застыл в нашей памяти, оставлен, забыт. Шелест ветра, неслышимый, в тишине шумит среди камышей, и несёт капли влаги. Несомые ветром, они ласково клонят к земле лепестки. Он, ветер, всё сильнее, всё громче. Грохочет, как грохот грома, и гремит по горам. Молния! Она бьёт, разит и стрекочет! И внутри грохочет и барабанит в грудь сердце.

- Очнись! – загремел его голос в моей голове. – Рази! – приказал он.

Я резко распахнул глаза, задыхаясь от недостатка кислорода в груди. Сердце танцевало чечётку в сошедшем с ума ритме, а мир перед глазами замедлил свой ход. Причудливо задерживаясь в воздухе, враги вышагивали перед стенами медленными конечностями.

Моя мысль билась, словно голубь в клетке, силясь вылезть на свободу – наружу. Я словно держал её промеж пальцев, и она обжигала их, как птенец Жар-птицы. Не в силах дольше сдерживать себя, я разжал пальцы…

Но ничего не случилось. И лишь пламенеющий птенец промеж моих пальцев повернул ко мне голову, и взглянул с немым вопросом в глазах: «Куда мне лететь?». И тогда я зажмурился, и сквозь закрытые веки дал ему цель.

Молния стремительной вспышкой ослепила меня даже сквозь сомкнутые веки. Зайчики солнца цветными пятнами заигрались у меня на сетчатке, а затем пришёл гром, и я содрогнулся, и оглох на продолжительный миг.

Сказочный титан, богомол с блестящей обсидиановой бронёй, медленно оседал, сраженный молнией наповал. Цепные искры разрядов пробежались промеж рядов врагов, и на миг, под скалами наступил солнечный, светлый день. По чёрному морю тварей пробежалась волна, словно всколыхнулся над скалами роскошный ковёр – и опал вниз.

А я вдруг ощутил слабость, и начал медленно приближаться своим взглядом к земле. Лишь в последний миг кто-то подхватил меня со спины, и Белка потащила меня вперёд, пока я оглядывался вокруг, сквозь мельтешение передо мной солнечных зайчиков.

- Откройте! – затарабанила Белка в дверь. – Пожалуйста!

И ей даже открыли, пока я приходил в себя. Ноги шагали сами по себе, хотя сознавал я пока мало что.

***