Пепел Предтеч (СИ)

— Это место... странное, Шут, — прошептал я. — Мы, люди, как будто нашли... правда какой-то артефакт инопланетян, который Червь принёс нам из космоса, шагнули туда и потерялись внутри? Так всё случилось, да?

— Странно здесь, в первую очередь, пространство, — ответил мне Шут. — Ты пока это не чувствуешь, но оно... причудливо искривляется на нашем пути. Неспроста Клименту нужен маяк, а мы не можем почувствовать отсюда людей. Расстояния иногда могут растягиваться, как лента. И поместиться здесь может куда больше, чем можно предположить.

— Это как... многомерное пространство? — предположил я. — Изнутри дом больше, чем он кажется снаружи?

— Больше. Много больше. Настолько, что мы можем удивиться, насколько много здесь стало людей, за шестьсот пятьдесят лет истории, — загадочно обронил Шут, и я насторожился.

— Ты что-то знаешь? — спросил я.

— Я знаю многое, но ещё лучше у меня получается думать, Антон. Подумай и ты, хочешь ли ты открыть отсюда дверь. Говорят, что за закрытыми дверями Червь сразу стал вести себя паинькой, и уснул. Совпадение?

— Там снаружи — Земля, — заметил я.

— Земля, на которой шестьсот пятьдесят лет бушевал Червь, судя по тому, что он ещё жив, цел, орёл. Впрочем, можешь и сам у него скоро спросить, Антон, как там снаружи дела, — Шут обронил иронично. — Мы почти что пришли.

По моей спине пронеслось прикосновение пронизывающего озноба, оставляя после себя легкую дрожь и мурашки по коже. Холод был здесь, и его источником были отростки хищного тела Червя, который всё ещё желал жрать жизни разумных. Мы пришли к нему на обед.

Напряжение реяло в атмосфере тревоги, и неосознанно, мы пододвинулись друг к другу, осторожно оглядываясь по сторонам. Извилистые изгибы галерей сделали очередной оборот, и вдруг мы увидели, как колышутся и шепчут в воздухе щупальца Червя, холодные и голодные. Их полусонный голос звучал в моём разуме, как стук в дверь — но я был закрыт на десяток щеколд и не открывал.

Фантомные конечности потеряли ко мне интерес, когда приняли за безжизненный камень стен, и тогда они скользнули дальше — теперь к моим спутникам. Я ощутил страх, витающий в воздухе, и я сразу осознал, что соседство с моим старым другом мои спутники переживают иначе — намного хуже.

— Эта вещь — т-там? — дрожащим голосом спросила Белка, и Климент медленно к ней обернулся, пока мы все прогоняли с кожи тревожную дрожь. В глазах Пыль-пробуждённого мелькнуло странное, печальное выражение, и я слишком поздно понял, что оно может значить.

Слабо вскричав, Аня вдруг оторвалась стопами от пола, и полетела с захлёбывающимся криком в сторону твари. В её глазах застыли удивлённые слёзы, словно она пока не понимала разумом, что скоро её жизни настанет неизбежный конец.

Всё было решено за неё. Умереть за других присудили именно ей.

— Аня! — я закричал, и сразу же вспомнил о предупреждении, которое оставил мне Шут. На лицах её братьев застыл ступор от удивления. Никто из них не мог даже себе представить, что Пыль-пробуждённый поступит именно так.

Но я, всё это время, неосознанно ждал от него удара. То, что Климент не стал скармливать Червю меня, застало меня врасплох, но я, всё же, успел обернуть щупальца своего разума вокруг Белки, прежде чем случилось непоправимое. Она застыла в считанных миллиметрах от хищно колыхнувшихся колосков, и полетела обратно. А я ощутил сопротивление чужой воли, которое, со всей вспыхнувшей во мне яростью, я подавил. Это был Климент, как я понимал, и я его пересилил.

Девушка упала позади меня, и заплакала от пережитого страха. Неизвестно, как она поняла, чьих рук это было дело, но она слабо вцепилась трясущимися пальцами в мой комбинезон, спрятавшись за моей спиной. Я взглянул ей в глаза лишь мельком, не решаясь оставлять Пыль-пробуждённого без внимания. Но к тому времени, от ступора очнулись и её братья.