Пепел в песочнице

Берег пруда был утыкан кольями, на которые были насажены отрезанные человеческие головы. Мужские, женские, детские. Они стояли страшным парадом. Максима несли мимо этого строя к БТРу на носилках и каждая провожала его прощальным салютом. Их глаза были закачены, перекошены, вывернуты внутрь и ни с одной невозможно было столкнуться взглядом. Незнакомые. Все, кроме одной.

- Стойте!

Сева снова бросился к Максиму.

- Тебе нельзя вставать! Немедленно ляг!

Максим показал на голову и приказал:

- Ближе!

Его поднесли переглядываясь.

- Ты, что узнал его?

- Да.

Максим снова закашлялся. Последний раз он видел это лицо улыбающимся. Еще бы, ведь в этот момент руки помогали Ангеле садится в машину. Или обнимали за талию. Действительно красивый был парень. И наверное в момент смерти был не один.

Максим резким движением вывалился из носилок и пополз обратно, в ту сторону, откуда начинался ряд. Во рту снова стало солоно. Он загребал руками землю, траву. Подползая к очередной голове он переворачивался на спину и смотрел. Не то. И это не то. Переворачивался на живот и снова полз. Крепкие руки схватили его за шкирку и пояс, подняли, перевернули и снова уложили на носилки.

- Скажи, друг, тебе нужны все головы?

Сева не улыбался.

- Да. Все. Или еще две. Как получится. Женские. Одна женская. Вторая детская. Девочки.

Максима трясло. Речь становилась обрывочной.

- Все понятно. Так! Понесли лейтенанта. Подносим к каждой голове.

Его снова понесли, но уже в сторону откуда начинался страшный парад.

- Не то.

Еще голова. Оскалившаяся женщина, с всклокоченными волосами, уставилась мертвыми глазами в небо.

- Не то.

Избитые и захваченные на рейде подростки испуганно жмутся друг к другу. Они боятся предположить, что с ними будет, если страшный израненный лейтенант найдет то, что ищет.

- Не то.

- Не то.

И так полсотни раз. Когда последняя голова была позади и его снова понесли к БТРу, Максим схаркнул кровь и спросил:

- Так сколько осталось живых в Крекшино?

- Двое. Женщина беременная и девочка лет трех. Твои?

Максим сделал знак Севе наклонится, и когда тот склонился над ним, вцепился руками в грудные клапаны с такой силой, что приподнял себя с носилок и прохрипел:

- Найди мне их! Слышишь? Найди мне их! Сейчас же.

Мир быстро завертелся, и Максим снова упал на носилки без сознания.

Осеннее утро. Уже не такое яркое как летнее. Слегка сероватое. С прозрачным ветром, гоняющим листву и торопящим деревья сбросить остатки красно-золотой одежды. Северный варвар грабящий византийскую роскошь. По больн6ичному парку идут четверо: осторожно ступает красивая женщина с ребенком на руках, девочка лет трех-четырех подпрыгивает по листве, то отбегая с тропинки то, возвращаясь обратно с охапками осенних листьев, чтобы бросить это богатство в спутников, и мужчина в кресле-каталке. Женщина что-то рассказывает мужчине, делая паузы, когда дочь подбегает слишком близко.

- Павел нас спрятал, когда они пришли. А сам остался.

- Смелый поступок.

Мужчина говорит и потом долго, мучительно кашляет. Женщина подходит сзади и гладит его по спине, придерживая ребенка одной рукой. Отдает ребенка мужчине и катит кресло перед собой. Мужчина строит ребенку рожицу. Вся компания останавливается у берега маленького прудика окруженного белыми лавочками. Женщина подкатывает кресло к скамейке, ставит его на тормоз и садится на скамейку рядом. Девочка убегает к пруду с криком «Уточки! Уточки!».

- Осторожно у воды! – кричит женщина, - Не подходи близко к краю!

- Ничего с ней не случится, – говорит мужчина. – Теперь ничего с вами не случится. Ты о маме с папой знаешь, что-нибудь?

- Они как раз в Питер уехали. Даже похоронить нечего. Я так испугалась, что осталась одна.

Мужчина молчит. Женщина тревожно смотрит на него, потом берет его руку в свою.

- Я хочу чтобы ты знал: я не ложилась с ним. С тех пор как ты пропал – не ложилась. Я считала, что это Бог меня наказывает, а он – очень страдал. Мучился. Его отец хотел даже выгнать нас, но он не позволил. Он нас всегда защищал.

Ребенок на руках мужчины заплакал, и женщина взяла его к себе. Расстегнула пальто и дала ребенку грудь. Ребенок громко зачмокал, пукнул и успокоился.

- Сын мой?

- Судя по манерам – несомненно.

Мужчина засмеялся и снова закашлялся.

- Я серьезно.

- Он – вылитый ты.

- Спасибо.

- Не за что. Само получилось. Сева твой ворвался в родильное отделение как раз в тот момент, когда меня на роды клали. Всех сестер распугал. Тебя оперировали вон в том крыле как раз, когда я рожала в этом. Больно?

- Привычно.

- Ты странный стал.

- А почему ты не спрашиваешь, откуда я узнал, что тебя нужно искать там же где и его?

- А я знаю. Тебе все твоя женщина рассказала. Та, что все время приезжала к нашему дому и смотрела на наше окно. Ты знаешь, что у вас с ней глаза похожи? Зеленые? И взгляд затравленный.

- А сейчас? Сейчас у меня взгляд затравленный?

- Давно ты так на меня не смотрел.

- Как?

- Как на икону.

- Я теперь всегда буду так смотреть. Если позволишь.

- Если ты не будешь на меня смотреть все время, я умру.

Сытый ребенок отвалился от груди, мурлыкнул что-то музыкальное и заснул.