Пепел Вавилона

Бар «Голубая лягушка» располагался в порту и, как подозревал Алекс, видывал лучшие времена. Круглые столики примостились в просторных светящихся кругах, обозначавших кабинки, – в одной из них и устроилась компания. Только вот свет был грязноват, и столы выщербились. Свое меню на каждый вид обслуживания: еда, напитки, фармакопея, секс. Пустая сцена сулила живую музыку, или бурлеск, или караоке – только попозже. Не сейчас. И еще здесь пахло. Не мерзко, не гнилостно, а устало. Так пахнет использованная смазка или старый герметик.

Разросшаяся команда «Росинанта» заняла три столика. Справа от Алекса сидел ухмыляющийся этаким зловещим Буддой Амос с Клариссой Мао, Сан-ю Стейнбергом и голым по пояс юношей, заказанным, как подозревал Алекс, из меню. Слева с головой ушли в разговор Наоми и Чава Ломбо, а Гор Дрога и Зах Казанзакис слушали со стороны, откинувшись на спинки стульев. Другие столики занимали флотские из команд Земли и Марса. Их щеголеватые мундиры и военные стрижки казались здесь не на месте, словно упрекали местную архитектуру, ожидали от нее чего-то большего. Там и здесь кучковались местные, будто обороняли осажденные позиции. В их брошенных украдкой взглядах сквозила не столько угроза, сколько изумление. Музыка, сочась из скрытых динамиков, не заглушала разговоров, омывая бар мерцающими волнами звука, не торжествующего и не печального.

Управляющий – темнокожий, с холодными голубыми глазами и вечным усмешливым прищуром – поймал взгляд Алекса, кивнул и послал к нему разносчицу. Женщина улыбалась почти искренне. Алекс заказал еще по одной для всех и, вернувшись к разговору, понял, что речь уже идет о другом.

– Когда я служила, на этот счет имелись правила, – рассказывала Бобби.

– Но были же и способы: их обойти? – возразила Ип. – В смысле только не говори, что весь марсианский флот соблюдал целибат.

Бобби пожала плечами.

– Отношения с человеком, которым ты командуешь или которому подчиняешься, – не шутка. Позорная отставка с потерей всех льгот, а может, и тюремный срок. Не скоро отмоешься. Но я‑то служила не во флоте. Я из десанта. Если в свободное время кое-кто тренируется в паре, никого не волнует, лишь бы на операциях не сказывалось.

– Я слышал, они что-то подмешивают в еду, снижают либидо, – сказал Арнольд.

Бобби пожала плечами.

– Если и так, мало снижают.

– А на «Росинанте»? – Теперь Ип обращалась лишь к Алексу. Определенно, за этим вопросом стояло не только спиртное. – Ваши правила не против дешевого, склизкого братания?

Алекс хмыкнул, не зная, смущаться или возбуждаться.

– Наш капитан с самого начала чертовски близок со старпомом. Ему было бы трудновато подчинить нас другим правилам.

Улыбка Ип дрогнула.

– Ты ведь из флотских, да? Ты с этой канониршей когда-нибудь…

Алекс пожалел, что заказал по новому кругу. Ему понадобится ясная голова.

– Мы с Бобби? Не-а. Ничего не было.

– Мы с ним не так много летали, – добавила Бобби. – И вообще… не в обиду тебе, Алекс.

– Я не обижаюсь.

– Правда? – Ип подалась к нему, абсолютно невинно прижалась коленкой. Или не невинно – но тогда уж абсолютно не. – И даже не хотелось?

– Ну, – сказала Бобби, – однажды ночью на Марсе… Думаю, нам обоим было немножко одиноко. Попроси он, я бы, наверное, согласилась.

– Не знал. – Алекса вдруг обдало жаром, он не мог взглянуть Бобби в глаза. – Ты мне не говорила.

Ип еще крепче прижалась к нему бедром, склонила голову к плечу. Вопрос был ясен: «Тебя это еще волнует?» Алекс улыбнулся в ответ. «Да нет, и никогда особо не волновало».

Наоми повысила голос, перекрывая гул разговоров и музыку. Она нависла над столом, грозила Чаве пальцем. Слов Алекс не разбирал, но достаточно хорошо изучил ее интонации, чтобы понять – она не сердится. Не по-настоящему. Сердилась Наоми тихо.

Вернулась разносчица с подносом выпивки, Ип потянулась к ней за стаканом и к прежней позиции не вернулась. Алекс немного расслабился. Этой конкретной ошибки он давно не делал. Должно быть, перебрал.

– Отлучусь на минутку, – сказал он. – Поищу гальюн.

– Возвращайся скорей, – сказала Ин.

– Положись на меня.

Проходя через зал в помещение за стойкой, Алекс чувствовал себя персонажем пошлого анекдота. Спаривающиеся после боя солдаты – самый старый и затертый сюжет. Но тому есть причины. Напряжение после боя было не похоже на другие знакомые ему ощущения, и надежда от него избавиться пьянила и пробирала до костей. Это касалось не только их с Ип. Дело было даже не в сексе. Он знавал матросов, так притершихся к кораблю, что походили на картинку из учебника, а после акции их пробирало на слезы или часами рвало. Он помнил пилота – ее звали Дженет – та страдала бессонницей. Не могла спать без снотворного. Каждую ночь вставала на час между двумя и тремя ночи. Только не во время акций. Тогда она спала как младенец ночь напролет. Это идет от приматов, чьи тела приспособились к плейстоценовой саванне. Страх, облегчение, похоть и радость упакованы в одно маленькое нервное сплетение где-то в глубине миндалины, и бывает, их замыкает.