Пепел звезд

Упав в перевернутую постель, как в разрытую могилу, она дала, наконец, волю своему отчаянию. Одна в пустом доме. Долго рыдала, выкрикивая то признания, то проклятия, пока не забылась в тяжелом одурманивающем сне. А потом ей пригрезилось, что она тоже умерла. И им с Антоном больше нечего бояться. Они соединились вновь и занимались любовью на острове таком малюсеньком, что кругом одна вода, а они одни на крохотном клочке суши. И их то и дело захлестывают прозрачные, как платья Монтана, волны.

Глава 2

Несколько вечеров спустя Ада сидела в небольшом уютном зальчике одного из негромких московских ресторанов, где свечи на столиках, тихая музыка, игра света и тени. Ей нравилось здесь бывать, никакой помпезности, громких имен и ярких красок. Можно было посидеть с бокалом «Кампари» и подумать обо всем.

О неожиданном примирении с матерью. До полного взаимопонимания еще далеко, но первый шаг уже сделан. А худой мир, как водится, лучше доброй ссоры.

О Борисе. Сколько она ни убеждала себя, что их встреча – мимолетный «курортный» роман, но когда его самолет резво побежал по взлетной полосе, замер, а затем неуклюже взмыл ввысь, Аде показалось вдруг, что он уносит в дальнюю страну частичку ее неуспокоенной, блуждающей в поисках своей формулы счастья, души.

О Марине. Ей было по-настоящему больно за подругу. После похорон Марина словно отгородилась ото всех невидимой, но толстой, как стекло в аэропорту, стеной. Она не выходила на работу (Тому впору было увозить на «Скорой»), отказывалась от всяческих контактов, разговоров, помощи: «Простите, но я должна пережить это сама.» Ада испугалась, что подругу может постичь Юлькина участь, но Марина по телефону отрезала: «Не волнуйтесь за меня. Я уже большая девочка. К тому же у меня слишком много дел ЗДЕСЬ.»

– Прошу прощения, – прервал ее раздумья официант, – но вам прислали вот это. – Он водрузил на столик ведерко с торчавшим горлышком бутылки Шампанского.

– От кого? – изумилась Ада, оглядываясь.

– От меня!

Ада осеклась и застыла, словно в детской игре: «Живая фигура, замри…» К ее столику, улыбаясь, как Чеширский кот, приближался господин, чье, исполненного праведного гнева лицо, с подписанным под ним лозунгами типа: «Очистим Россию от жидов!» основательно намозолило не столько давно все московские газеты. Причем, некоторые из них были готовы посадить митингующего господина едва ли на третьим к Минину и Пожарскому.

Прежде Ада не имела удовольствия лицезреть его живьем и на малом расстоянии, и потому сейчас разглядывала с неприличной пристрастностью: вислые щеки, рачьи глаза под насупленными над грушевидным носом мохнатыми бровями. Усы – щеткой. Без военного «френча» он казался значительно ниже и полнее, чем на самодельной трибуне. А расстегнутый ворот надушенной какой-то резкой, как клопомор, дрянью, прямо-таки располагал к неофициальному общению.

– Могу я присоединиться к вам, Ада?

Она вздрогнула от звука собственного имени, потому что в его устах оно прозвучало как плевок.

– С какой стати? – Ада уже отошла от первого замешательства и приготовилась к обороне. – Решили узнать противника в лицо? Наметить, от кого в первую очередь будете спасать Россию?

– Ни Боже мой! – он отставил стул и с шумом на него уселся, как петух на забор. – Вы меня не так поняли. Я пришел сказать, что искренне вами восхищаюсь, ваше красотой, смелостью…

После подобного заявления земля непременно должна бы была разверзнуться и поглотить его вместе со стулом в тартарары… Ну, или хотя бы уж ножки-то подломиться были просто обязаны. Но ничего подобного не произошло, грозный борец за чистоту России продолжал, как ни в чем ни бывало, лить шампанское в бокал Ады Беркер.

– Извините, генерал, – сказала она осторожно, – вы не в курсе, что я еврейка? Даже по паспорту.

– Ах, бросьте, – воскликнул он, сморщившись. – Оставим эту митинговую чушь! Я сейчас не на работе. Вы, как никто другой, должны понимать, что значит работа на публику. Нередко приходится говорить то, что хочет услышать возбужденное быдло. Политик – тот же лицедей. Ведь и вам не всегда в радость бродить в одном белье по этой вашей… трибуне.

– Подиуму.

– Один черт. Давай-ка выпьем и перейдем на «ты», как два актера – собратья по ремеслу. Согласна?

– Постойте, значит, сегодня мы с вами пьем на брудершафт, а завтра ваш электорат скажет: «Ату!», и вы снова объявите охоту на ведьм?

– Будь спокойна, – заверил генерал, – лично тебе ничто не угрожает. Напротив, если хоть одна сволочь дотронется до тебя пальцем или скажет что, я ее в порошок сотру. Можешь считать меня своим поклонником и покровителем. Ну, давай, за дружбу и более тесные отношения, – он подмигнул и, оттопырив мизинец, протянул бокал, обмазывая девушку сальным взглядом.

Ада улыбнулась.

– Вынуждена вас огорчить, генерал, но с вами я не то, что пить, а, как сказала бы моя подруга, на одном поле… не сяду. Успехов вам в вашей грязной работе.

Она быстро поднялась и пошла к выходу. Вечер был безнадежно испорчен. Как и ресторан, оскверненный смрадным присутствием этого господина. Больше она сюда не придет.