Пепельная клетка (Рассказы)

Казалось, что это совсем не та дорога, по которой ходит он каждый день. Холодные тротуары, каменные здания, электрические столбы, будто разрозненные картины давным-давно забытой сказки в далеком тумане памяти. Это похоже на то, как если всю жизнь ходишь ты в кромешной тьме по одной и той же дороге, и глаз твоих во тьме той не касается ничто, кроме сумрачной черноты. Но если однажды проведут тебя по ней при свете дня… Все здесь будет видеться тебе как в первый раз.

Внезапно духота, будто втянув в себя с улиц пыль, швырнула ее в стены домов, балконов. Точно невиданных размеров рука в одно мгновение вымела, вычистила полностью и улицы, и асфальтовые тротуары.

Ему стало не по себе, захотелось перейти

на другую сторону дороги. Тяжело шагая, свернул

он налево. И вдруг… от резкого, пронзительного звука сигнала он вздрогнул и поднял голову. «Москвич» голубого цвета тормозил прямо рядом с ним. С заднего сидения машины послышался женский крик, и шофер тут же, высунув в окно голову, стал выплескивать на него весь

свой яд.

– Негодяй ты эдакий, дорогу переходишь, так хоть по сторонам смотри… Именно на нас решил кровь свою пролить, на ночь глядя?

Кровь ударила в голову, со скрежетом стиснул зубы, но смолчал, не смог слова выговорить, нутро рвалось на части. Хотел пройти вперед, но ноги будто к земле приросли. Он совсем растерялся.

– Эй! Я с тобой говорю… чего не отвечаешь?

Он ничего не видел, ничего не слышал, словно, вращаясь, опускался в точку невесомости мира и не мог освободиться от ее притяжения.

– Да он глухой.

Машина, свернув вправо, быстро удалилась. И вмиг он покрылся холодным потом. Пальцы непроизвольно сжимались и разжимались. Он заложил руки в карманы, потом вынул и снова опустил их туда. Ему стало казаться, что руки мешают телу, он не находил им места. Почувствовал, что вся злость его и ненависть из сердца перетекла в руки, собралась в сжатых пальцах, и если он не швырнет ею кому-нибудь в голову, в висок, пальцы его никогда не разожмутся, он не найдет места своим рукам, так и останутся они лишними для его тела.

Он остановился у серого каменного пятиэтажного дома. Темнело. Светились все окна, кроме его. Каждый вечер, возвращаясь домой, он думал, что утром, выходя из дома, оставит гореть свет и каждый раз отчего-то забывал сделать это.

Домой он не пошел, не смог пойти. Что ему делать в пустых комнатах… Да и можно ли сидеть средь голых стен в такую погоду?

В воздухе чувствовалось дыхание холодного осеннего ветра. Машины сновали туда-сюда. Фонари на улицах, люминесцентные лампы слепили глаза. Но свет их был холодным, очень холодным. Впервые, с самого раннего детства, видел он такой холодный свет. Чувствовал, как холод этого света проникает в мозг и кровь его, бросает в озноб, заставляет ныть кости.

Он не знает, куда идет, и в этот час, в эту минуту для него действительно не имеет значения, куда он идет.

Пройдя по безлюдным улицам, он направился к морю. Ветер усиливался. Прибрежный парк опустел, не видно было никого на скамейках. С моря доносился странный, пугающий гул.

Он свернул к ресторану, хотелось отвлечься, выпив пару рюмок. Хотелось как-то пережить этот тяжелый, изматывающий вечер своей жизни.

В ресторане оказалось четверо посетителей. Он сел за один из пустых столиков в углу, заказал бутылку водки… Выпил, до самой ночи пил. Но на этот раз и водка почему-то не оказывала своего обычного действия. Будто это была не та водка, которую пил он каждый день, а какая-то горькая, темная жидкость. Снова попросил водки… и снова выпил. Когда ресторан совсем опустел, поднялся и тяжелой поступью пошел к двери.

В нетвердой памяти постепенно стали всплывать воспоминания о Сюсан. Сегодня исполнилось ровно два года, как он с ней расстался.

Он опустился на старую, с облупившейся краской скамью. В море одна другую гнали волны. Издалека, с острова Наргин, долетали сюда точечные вспышки света.

«Видишь ли, Сюсан, мне ребенок нужен, ребенок, в этом доме должен же будет кто-то после меня зажигать свет или нет?»

Сюсан не отвечала, беззвучно плакала, вспоминала день, когда они познакомились. Откуда тогда ей было знать, что настанет день, и судьба от нее отвернется, сердце человека, любовь ее к которому была безмерна, обратится в камень, и мольбы ее не тронут того сердца, что становилось шелковым от одной ее улыбки. Откуда было знать…

– Знаешь, Сюсан, по мне, так мы никогда бы не расстались, но ты войди в мое положение. Я ведь не могу отказаться от всей родни из-за тебя…

Сюсан молчала, тихо складывая вещи в чемодан. Она уже не плакала, слезы пятнами высохли на щеках. Длинные волосы ее рассыпались по плечам, спине. Грудь вздымалась и опускалась, она не могла подавить всхлипы. Губы дрожали, как листочки мяты.

– Видишь ли, Сюсан, даже не знаю, как объяснить тебе, чем я-то виноват… Ты сама подумай хорошенько…

Ветер все усиливался. Одет он был легко, и потому теперь зуб на зуб не попадал. Издалека, со стороны морского вокзала, доносились отрывистые свистки отчаливающих пассажирских судов.