Пепельное небо

— Ну что, Сергей Николаевич? Что вы теперь скажете?

— Как я понимаю, все эти пятеро обалдуев дали похожие показания?

— Правильно понимаете.

— И что вам теперь от меня надо?

— Ну, все основания арестовать вас у меня теперь есть, так что… — он протягивает мне бумагу. — Ознакомьтесь и распишитесь.

Постановление о задержании. Совсем хорошо. Делать нечего, расписываюсь.

— И вот тут.

Постановление о привлечении к делу в качестве подозреваемого. Еще лучше.

— У вас все бумаги? Или еще чего есть? — интересуюсь у Маркова.

— Будут и еще.

— И что теперь?

— Собственно говоря, материалов по делу о нанесении вами телесных повреждений вышеуказанным гражданам более чем достаточно. Так что это дело мы можем уже вскорости передать в суд.

— Передавайте.

— А вы, Сергей Николаевич, зря так хорохоритесь! Есть ведь и еще одно дело.

— Только одно? Глядя на вас, можно подумать, что их в вашем столе десяток лежит.

— Лежит. Даже больше. И некоторые из них, вполне могут быть рассмотрены под иным углом. В свете вновь открывшихся обстоятельств. Пока же меня интересует внезапная смерть гражданина Умарова. Которая последовала через шесть часов после вашего обещания наплевать на его могилу.

— И как его угрохали?

— А вы не знаете?

— Откуда же?

— Зарезали. Армейским штык-ножом, который там же и бросили.

— И какое отношение это имеет ко мне?

— Выясним. Полагаю, что самое прямое.

— Ну… Поп свое, а черт — свое. Выясняйте, мне вам сказать нечего.

— Ой ли?

— То, что это подстава с чьей-то стороны, я понимаю. Неясно только, кому это нужно и зачем.

— Напрасно вы так… — Марков покачивает головой. — Просто в свое время вам все сходило с рук, вот и привыкли. Пора отвыкать…

Второй день я сижу в камере. На допрос хожу по два раза в день. Пока, несмотря на все мои ожидания, никто и никаких подкатов ко мне не делает. Марков методично и последовательно обкладывает меня со всех сторон, раскручивая на убийство Умарова.

Так что время на то, чтобы все по полочкам у меня разложить, имеется. И некоторые аспекты происходящего очень не по душе. В каких бы отношениях ко мне не находился майор Хлебов, поведение его выглядело непонятным. Во-первых, почему он? Насколько я знаю, в таких случаях должен был прибыть офицер из службы собственной безопасности. Уж никак не из службы майора. Это первая зарубка. Хазин умер… Странновато, мужик он был крепкий. То, что Могутова на месте нет, тоже, в принципе, объяснимо. Новый начальник — новый секретарь. Но то, что никто из ребят не позвонил мне и не сообщил о смерти Деда… Это вторая зацепка.

Вывод?

Ничего хорошего меня здесь не ждет. Срок намотают независимо ни от чего. Не за убийство, так за мордобой. И что делать? Бежать? Пока затруднительно. Но… еще не вечер, поглядим, что и как сложится.

Утром третьего дня меня вывели из камеры. Пристегнули наручниками к дюжему сержанту.

— На обыск поедем, Сергей Николаевич, — пояснил появившийся в коридоре Марков.

— Кого обыскивать будем?

— Квартиру вашу. Авось и найдем что-нибудь интересное.

— А смысл? Во время этого убийства я был в сорока километрах от города.

— Угу. А еще мы нашли таксиста, который отвозил ночью от вашего дома какого-то мужчину. И аккурат в то место, где вы, по вашим же словам, и находились.

— И где ж вы его, такого памятливого и сознательного, нашли?

— Сам пришел.

Так, третий звонок. Подстава — и к бабке не ходи.

Автомобиль тормозит около родного дома. Всей толпой вылезаем на улицу и заходим в подъезд.

Около моей двери уже топчутся два каких-то мужичка, надо полагать, понятые. Взятыми у меня ключами Марков открывает дверь, и вся шатия-братия вваливается ко мне в прихожую. Капитан заводит стандартную говорильню на тему обыска. Ничуть ему не препятствую, подтягиваю к себе кресло и присаживаюсь, не обращая внимания на возмущенного сержанта. Мой дом, и я тут хозяин — извольте терпеть!

— Сергей Николаевич, в комнату пройти не желаете? — спрашивает меня капитан.

— И что я там потерял? Свои вещи и так все наперечет знаю, а то, что вы с собой принесли, все равно же спрячете и без меня найдете.

— Ну, знаете ли! — возмущается он.

— Знаю. И никому из присутствующих не верю. Вам — в первую очередь.

Когда на балконе обнаруживают пустые ножны от армейского штык-ножа, я ничуть не удивляюсь. Как там еще и полотенце со следами крови Умарова не нашли…

Из дивана торжественно достают десяток пистолетных патронов. На этом все результаты обыска и заканчиваются.

Полицию это нимало не смущает, и все найденное фиксируется в протоколе. Добавляю туда фразу о провокации и расписываюсь.

Снова спускаемся вниз. По дороге я рассматриваю стены когда-то родного подъезда. Вот же свиньи! Столько всего понаписали! Мордой бы вас об эту писанину повозить…

Дверь камеры снова захлопывается за моей спиной. Согнав со своего места какого-то невнятного мужичка, заваливаюсь спать. Силы надо беречь, кто знает, когда они мне еще пригодятся?

Телефонный звонок.

— Иван Егорыч? Здравствуйте, это Михалков говорит.

— Да, Никита Петрович, добрый день! Как ваше самочувствие?

— Вашими молитвами! Все хорошо. Как там наш буйный товарищ поживает?