Пепельные цветы

— Раздавай… Господи, какой холод!

— Ничего, ничего, — успокаивал любимый, сдавая карты. — Мы уедем на Гаваи, где вечное солнце… Хотя, нет! Мы же должны остаться здесь, на острове. Займёмся гостиничным бизнесом. Ведь теперь это наш отель.

— Конечно, мы останемся здесь, милый. Навсегда.

— Денег ещё много, — с воодушевлением продолжал Ллойд. — Хватит и на ремонт и на жизнь, пока наш отель не станет широко известен, а…

— Денег? — перебила Беатрис. — Много денег?

— Ну да, — улыбнулся Ллойд. — Я ведь отдал меньше половины. Я знал, что наши денежки…

— Ты отдал ме… Так ты не все деньги отдал?!

— Нет конечно, я же не дурак. Я никогда не верил до конца этому Деллахи. Да и Липси… странный он какой-то. Глазки добрые, язык медовый, а что там у него в душе…

— Впрочем, какая теперь уже разница, — не слушала его Беатрис.

— В смысле?

— Ничего, мой хороший, ничего. Давай играть.

— Что-то меня опять в сон потянуло… Я стал таким соней!

— Пойдёшь в комнату, приляжешь?

— Нет. Я здесь. У тебя на коленях. Можно?

— Конечно, мой мальчик.

Они перешли на диван. Ллойд уютно свернулся на нём, а она укрыла его своим одеялом. Села, положив его голову к себе на колени.

Она не знала, сколько так просидела, напевая ему какую-то песенку из прошлой жизни. А он всё никак не мог уснуть. Ей было холодно, она с трудом заставляла себя не дрожать.

— Что-то меня мутит, — сонно произнёс Ллойд.

— Хочешь встать?

— Нет, нет. На твоих коленях так хорошо! Я сейчас усну, и всё пройдёт.

— Я бы сыграла тебе на флейте Гленды. Колыбельную.

— Ты умеешь играть на флейте?

— Нет.

— Тогда зачем говоришь, что сыграла бы?

— Глупый. Спи!

— Но я не понимаю.

— Да будешь ты спать или нет?!

— Да. А что ты будешь делать, пока я сплю?

— Буду сидеть и любоваться на тебя.

— Да? Тогда я наверняка увижу хороший сон.

— Надеюсь.

Он ещё что-то пробормотал, какие то нежности, которых она не расслышала. Потом тело его обмякло, голова потяжелела.

Тогда Беатрис тихонько встала, сняла тёплую кофту, подложила её под голову спящему.

— Спи, мой ангел, — прошептала она, осторожно целуя его в лоб. — Мой милый безумный ангел. А я пойду, поищу дров. Надеюсь, Маклахен всё же не солгал, и деревня на острове действительно была. Тогда я её найду. И у нас снова станет тепло. Хотя бы тепло. Хотя бы ненадолго… Спи.

Она уже подходила к двери, когда вдруг ожило радио. Столько дней молчало, а тут… Наверное, Ллойд, который каждое утро начинал с того, что включал приёмник и пытался что-нибудь поймать, забыл его выключить.

Она метнулась к приёмнику, убавила громкость. Но выключить его совсем не было сил. Пусть оно разбудит Ллойда, но она должна услышать. Ведь раз работает радио, значит жизнь продолжается!

«… радио „Дредноут“, — донеслось до неё сквозь хрипы и свист, — и я Кевин Джонс… к последним новостям… А новостей-то и нет, ребята. Совсем никаких. Помните замечательную пословицу: „Лучшие новости — это отсутствие новостей“? Как раз наш случай… На улице снег…. Немного зябко, но зато… кто-то из вас ведь наверняка ещё жив. Впрочем, не отчаивайтесь: вам тоже осталось недолго, как и мне… пирим-дирим-сирим-нитрита или как его там. Это облако зависло в районе… не скоро… А там и весна не за горами, но мы с вами вряд ли… На этом, пожалуй, мы и… последний выпуск… Пока, ребята! Радио „Дредноут“ желает вам быстрой и лёгкой смерти!»

И наступила тишина.

38. День последний

Этот её поход ничего им не дал. Из последних сил, задыхаясь и едва не падая, Беатрис обогнула скалу. Там было море. Просто море, которое начиналось сразу за отвесной каменной стеной.

Она села на укрытый слоем чёрного снега булыжник и долго сидела, глядя в беспросветное марево тумана, нависавшее над морем.

Удивительно, сколько в человеке слёз. Наверное, больше чем всего остального; больше, чем крови.

Хотелось крикнуть морю что-нибудь обидное. Морю, мёртвому Маклахену, небу, сожравшему солнце, и миру…

Но кричать она не стала. Да и сил на это просто уже не было…

Ллойд встретил её у входа. Улыбкой.

— Прекрасный день! — провозгласил он. — Прекрасная погода! Этого ужасного снега сегодня нет, и мир заиграл иными красками, не так ли?

— Да, мой хороший, да, — устало произнесла она, проходя мимо него в гостиницу.

— Хорошо прогулялась?

— Замечательно.

— Да, сегодня так хорошо, так вольно дышится. Всё же жизнь на необитаемом острове чудесна! В детстве я очень завидовал Робинзону Крузо. А теперь — не завидую. Ведь Робинзон и мечтать не смел о таком Пятнице, какой есть у меня!

Он остановил её, нежно обнял за плечи, поцеловал во впалую щёку. Беатрис нашла в себе силы улыбнуться в ответ.

— Что-то мне нехорошо, милый, — прошептала она. — Боже, как мне нехорошо! Я пойду прилягу, ладно?

— Конечно! — весело поддержал он, входя следом за ней в гостиную. — Приляг, любимая, отдохни. Тебя долго не было. Конечно, ты устала.

— Да. Безумно.

Она кое-как добралась до дивана, буквально упала на него. Голова была пуста и звенела. И где-то левее затылка как будто засела игла — тонкая острая боль вонзалась в мозг. Переутомление.

— Принести тебе воды, дорогая?