Пеперль - дочь Жозефины

Решительно соскальзывает Пеперль с коленей Эрнстля. И едва лишь опускается занавес, закрывающий тяжело дышащую бабскую парочку, девочка твёрдым и уверенным шагом направляется к подиуму, на котором расположился оркестр. Жестом руки она призывает музыкантов к молчанию и затем, чтобы привлечь к себе внимание публики, издаёт пронзительный крик.

В зале воцаряется тишина, взгляды всех устремлены вперёд, где стоит очаровательная девчушка в коротенькой, едва прикрывающей стройные ноги юбочке, вызывающе выставив налитые как два яблока грудки. Пеперль делает несколько танцевальных па. Девочка никогда не училась танцевать, но это умение у неё в крови. Капельмейстер приноравливает звучание своей скрипки к её ритму и, ощутив его, выводит нежную и ласковую мелодию. Пеперль ни секунды не колеблется и не раздумывает, но каждое движение выглядит так, словно она часами отрабатывала его. Она импровизирует на ходу, экспромтом исполняя какую-то пантомиму, но каждый сразу понимает, о чём она хочет рассказать этим танцем. О девочке, которая лишается девственности.

Крепко прижимает она руки к маленькой пиздёнке, отшатывается от незримого нападающего и всё снова и снова поднимает юбчонку, чтобы убедиться, цела ли ещё её пизда. Она разыгрывает комедию стыдливости и бесстыдства с таким вкусом и вдохновением, что у некоторых зрителей туго напрягаются их балованные члены. Она отбивается от воображаемого мужчины, потом всё же поддаётся напору, всё время испуганно отшатываясь назад, но, в конце концов, уступает безудержному влечению и отдаётся. Колени у неё подкашиваются, ноги раздвигаются приглашающим жестом. С закрытыми глазами принимает она в себя внушающий страх и одновременно страстно желанный могучий стержень. На лице её отражается боль первого удара и затем медленно растекается благостное удовольствие, пока она, наконец, не обретает выражение восторженного экстаза. Более нежными, плавными становятся её движения, руки, закрывающие глаза, Пеперль, умиротворённо растворившись в блаженстве, теперь опускается вниз...

Пеперль не догадывается ещё, что представленное ею сейчас на сцене – маленький шедевр.

– Ура! Ура! Да здравствует Пеперль! Браво Пеперль!

Разражается буря аплодисментов. Господа толпой устремляются к подиуму, срывают Пеперль вниз, она перелетает с рук на руки. Повсюду она ощущает прикосновение к телу жадных рук и губ. Ни одно пятнышко его не оставлено без внимания. Её юбчонка разорвана на клочки и клочки эти мужчины разбирают на сувениры. Туфли тоже потеряны. Они наверняка втихомолку припрятаны кем-то из опьянённой массы беснующихся людей, чтобы позднее в интимном кругу использовать их в качестве бокала для шампанского: туфелька самой Пеперль, новой звезды блядства на небосклоне столицы! Какой-то проворный жуир сорвал у неё с головы кепи, и теперь без сомнения будет дома или перед друзьями нахлобучивать его на кончик и в припадке фетишизма в мечтах представлять себе, что там внизу голова маленькой Мутценбахер, вылизывающей ему хуй.

Но Пеперль хохочет, она теперь совершенно точно знает, что сегодня всё завершилась удачей и ей улыбнулась фортуна, сегодня она стоит в начале своего жизненного пути в качестве фешенебельной шлюхи. Что принесут с собой последующие дни и недели? Пеперль надеется на изобилие в будущем больших и славных хуёв, которые она оседлает, и, что ещё важнее, на солидные деньги, которые добудет ей вороватая пиздёнка между ногами.

Пизда, жопа, рот, ебня и вылизывание, незнакомая ей до поры до времени ебля в жопу, и масса заработанных таким способом денег пока остаются для Пеперль только некой идеей.

– Мне принадлежит девчонка, только мне одному, – кричит граф Аристид, ибо даже у него хер чудесным образом отвердел. – Я намерен сегодня же её выебать.

– Нет, она принадлежит мне, – кричит Эрнстль, – она ещё сегодня должна познакомиться с папочкиным хуем.

Все кричат, перебивая друг друга.

Тогда один пожилой надворный советник, до сих пор ничем не проявлявший себя, предлагает:

– Мы просто разыграем на аукционе эту лучшую в Вене пизду.

– Превосходная идея, давайте действительно устроим аукцион – соглашается барон Робби. – Стартовая цена одна сотня шиллингов.

– Двести шиллингов! Триста! Пятьсот! – выкрикивает граф Аристид.

На мгновение воцаряется тишина. Пятьсот шиллингов, это уже деньги весьма нешуточные. У Пеперль перехватывает дыхание, она счастлива, её пизду оценивают в пятьсот шиллингов, но её всё же беспокоит, что никто не предлагает больше.

– Тысяча шиллингов!

Это кричит холёный великосветский лев генеральный директор Манфред Марбург, и в его голосе слышится превосходство обладателя огромных денег, который может купить себе всё, что пожелает.

– Тысяча шиллингов за одну ночь с несравненной Пеперль Мутценбахер. Тысяча шиллингов – раз, тысяча шиллингов – два, тысяча шиллингов – три! – Эрнстель возвещает об этом с отеческой гордостью и звонко стучит вилочкой по бокалу, знаменуя окончание торгов. – Господин Марбург, извольте получить мою дочь.