Пьер и Мария Кюри

«Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как вести о Вас. Перспектива ничего не слышать о Вас в течение двух месяцев представлялась мне крайне неприятной, а это значит, что присланное Вами письмецо было желанной вестью.

Надеюсь, что Вы запасаетесь хорошим воздухом и в октябре вернетесь к нам. Что касается меня, то я не собираюсь путешествовать, а остаюсь в деревне, где целыми днями сижу у своего окна или в саду.

Мы дали обещание друг другу (неправда ли?) быть по крайней мере в большой дружбе. Только бы Вы не изменили своего намерения. Ведь прочных обещаний не бывает; такие вещи не делаются по заказу. А все-таки как было бы прекрасно то, чему я не решаюсь верить, а именно — провести нашу жизнь друг подле друга, завороженными нашими мечтами: Вашей патриотической мечтой, нашей всечеловеческой мечтой и нашей научной мечтой.

Из всех них, по моему мнению, только последняя законна. Я хочу этим сказать, что мы бессильны изменить общественный порядок, да если б и могли, не знали бы, что делать, и, начав действовать в том или другом направлении, никогда бы не были уверены, а не приносим ли больше зла, чем добра, задерживая какое-либо неизбежное развитие. С научной точки зрения, как раз обратно, мы можем рассчитывать на некоторое достижение: в этой области почва крепче и вполне доступна, и как бы мало ни было, достигнутое — это приобретение.

Видите, как все сцепляется одно с другим. Мы условились быть близкими друзьями, но если через год Вы уедете из Франции, то дружба двух людей, которым не суждено видеться, будет уж слишком платонична. Не лучше ли остаться Вам со мной? Я знаю, что вопрос этот Вас раздражает, и я не стану больше говорить об этом, да я и сознаю: до какой степени не достоин Вас со всяких точек зрения.

У меня была мысль попросить у Вас разрешения встретиться с Вами нечаянно во Фрейбурге. Но ведь, наверно, Вы там пробудете только один день, да и весь этот день Вы будете, конечно, принадлежать нашим друзьям Ковальским.

Будьте уверены в преданности вашего Пьера Кюри.

Я был бы счастлив, если бы Вы соблаговолили написать мне и заверить, что в октябре Вы собираетесь вернуться. Письма доходят до меня быстрее, если писать прямо в Со: Пьеру Кюри, 13, улица де Саблон в Со (Сена)».

Пьер Кюри — Мари Склодовской, 7 сентября 1894 года:

«…Как Вы и сами можете предполагать, Ваше письмо меня тревожит. Я горячо советую Вам вернуться в Париж в октябре. Меня крайне огорчит, если Вы не вернетесь в этом году. Не из дружеского эгоизма я говорю Вам: возвращайтесь. Мне только верится, что здесь Вы будете работать лучше и делать свое дело основательнее и с большей пользой.

Что подумали бы Вы о человеке, если бы ему пришло в голову пробить лбом стену из тесаного камня? А ведь такая мысль может явиться в результате наилучших побуждений, но по существу она нелепа и смешна.

Я полагаю, что определенные вопросы требуют общего решения и в настоящее время уже не допускают ограниченного, местного решения, а когда вступаешь на путь, который ведет в тупик, то можно наделать много зла. Я полагаю также, что справедливость не от сего мира и что самая крепкая система, или, вернее, самая экономная, та, которая одержит верх. Человек изнуряет себя работой, а все-таки живет нищи-м. Это возмутительное дело, но прекратится оно не по причине своей возмутительности. Вероятно, оно исчезнет потому, что человек — своего рода машина; а с точки зрения экономии выгодно пользоваться любой машиной по ее норме, не насилуя.

У Вас удивительные понятия об эгоизме: когда мне было двадцать лет, меня постигло большое горе, — я потерял очень любимую мной подругу детства и при ужасных обстоятельствах — у меня не хватает мужества рассказывать Вам все… После ее гибели меня и днем и ночью преследовала одна навязчивая мысль, мне доставляло какое-то удовольствие терзать самого себя. Затем я искренне стал жить, как живут священники, затем я дал себе обет интересоваться лишь вещами и больше не думать ни о людях, ни о самом себе. Уже впоследствии я часто спрашивал себя, не было ли это отречение от жизни простой уловкой перед самим собой, чтобы иметь право все забыть.

Можно ли в Вашей стране свободно переписываться? Я сильно сомневаюсь в этом и думаю, что впредь лучше не заниматься в наших письмах такими рассуждениями, которые, несмотря на чисто философский их характер, могут быть дурно истолкованы и причинить Вам неприятности.

Если Вы соблаговолите мне писать, то адресуйте: 13, улица Саблон.

Ваш преданный друг Пьер Кюри».

* * *

Вот и октябрь. Сердце Пьера преисполнено счастьем. Мари исполнила обещание и вернулась в Париж. Ее видят и на лекциях в Сорбонне и в лаборатории Липпманна. Но в этом году — по ее предположениям, последнем во Франции — она живет уже не в Латинском квартале. Броня уступила ей комнату при своем приемном кабинете, который она открыла на улице Шатоден, 39. Так как Длусские живут на улице Ля Вийет и Броня приходит на улицу Шатоден только днем, Мари может работать там спокойно.