Жану больше не попадалось ничего, но он следовал за ней по пятам, прикасался к ней, склонялся над нею, притворяясь, что в отчаянии от своей неловкости и хочет поучиться у нее.
— Ну, покажите же мне, — говорил он, — покажите, как ловить.
Их головы отражались рядом в прозрачной воде, которую черные водоросли, росшие на самом дне, превращали в зеркало, и Жан улыбался ее лицу, смотревшему на него снизу, и иногда кончиками пальцев посылал поцелуй, падавший, казалось, на отражение его спутницы.
— Ах, как вы мне надоели! — говорила молодая женщина. — Дорогой мой, никогда не нужно делать два дела зараз.
Он ответил:
— Я только одно и делаю. Я люблю вас.
Она выпрямилась и сказала серьезным тоном.
— Послушайте, что с вами вдруг случилось? У вас что, помрачение рассудка?
— Нет. Просто я люблю вас и решил наконец вам в этом признаться.
Они стояли по колено в соленой воде и, опираясь на сачки мокрыми руками, смотрели друг другу в глаза.
Она заговорила шутливо и не без досады:
— Неудачно вы выбрали время для таких признаний. Разве нельзя было подождать другого дня и не портить мне ловлю?
Он прошептал:
— Простите, но я не мог больше молчать. Я давно люблю вас. А сегодня вы так обворожительны, что я потерял голову.
Тогда она вдруг сдалась, как бы нехотя покоряясь необходимости и отказываясь от приятного развлечения ради делового разговора.
— Сядем вон на тот выступ, — сказала она, — там можно побеседовать спокойно.
Они вскарабкались на гору и уселись рядом на самом солнце, свесив ноги.
— Дорогой мой, вы уже не мальчик и я не девочка, — начала она. — Мы оба прекрасно понимаем, о чем идет речь, и можем взвесить все последствия наших поступков. Раз вы решились сегодня объясниться мне в любви, я, естественно, предполагаю, что вы хотите жениться на мне?
Он никак не ожидал такого ясного и четкого изложения всех обстоятельств дела и отвечал простодушно:
— Конечно.
— Вы уже говорили об этом с отцом и матерью?
— Нет, я хотел сначала знать, примете ли вы мое предложение.
Она протянула ему еще влажную руку и, когда он порывисто сжал ее в своей, сказала:
— Я согласна. Мне кажется, вы человек добрый и честный. Но помните, что я не пойду за вас против воли ваших родителей.
— Неужели вы думаете, моя мать ничего не подозревает? Она не любила бы вас так, если бы не желала этого брака.
— Вы правы, я просто немного растерялась.
Жан ничего не ответил. Он, напротив, в душе удивлялся, что она так мало смущена и столь рассудительна. Он ожидал милого кокетства, отказов, подразумевающих согласие, трогательной любовной комедии с ловлей креветок и плесканьем в воде! И вот все уже кончено, он уже связан, женат, в одну минуту, после какого-нибудь десятка слов. Им больше нечего было сказать друг другу, раз они уже объяснились; они испытывали замешательство от того, что все произошло так быстро, и были даже несколько сконфужены, поэтому они сидели молча, не решаясь заговорить, не решаясь вернуться к ловле, не зная, что им делать.
Голос Ролана выручил их:
— Сюда, сюда, дети! Посмотрите-ка на Босира. Вот молодец! Он прямо-таки опустошает море.
У капитана и в самом деле был чудесный улов. По пояс мокрый, он ходил от лужи к луже, с одного взгляда угадывая лучшие места, и медленными, точными движениями своего сачка обшаривал скрытые под водорослями углубления.
Красивые, прозрачные, серовато-палевые креветки трепетали на его ладони, когда он уверенным жестом вынимал их, чтобы бросить в плетушку.
Госпожа Роземильи, в полном восхищении, не отставала от капитана ни на шаг и всячески старалась подражать ему; почти забыв о своей помолвке, о Жане, в задумчивости сопровождавшем их, она всей душой отдавалась ловле и с детской радостью вытаскивала креветок из-под плавающих трав.
Вдруг Ролан воскликнул:
— Вот и госпожа Ролан идет к нам.
Сначала она вместе с Пьером осталась на пляже, так как ни ему, ни ей не хотелось лазать по скалам и мокнуть в лужах; но они не без колебаний решились на это. Она боялась сына, а он боялся за нее и за себя, боялся своей жестокости, преодолеть которой не мог.
Они сели друг подле друга на гальку. И, греясь на солнце, зной которого умерялся морской прохладой, любуясь широким, безмятежным простором и голубой, отливающей серебром гладью вод, оба они одновременно думали: «Как хорошо нам было бы здесь в прежние времена».
Она не осмеливалась заговорить с Пьером, зная наперед, что он ответит резкостью, а он не решался заговорить с матерью, также зная, что будет груб против своей воли.