Пьер-Огюстен Бомарше. Его жизнь и литературная деятельность

Первый удар по этой популярности пытался нанести знаменитый Мирабо. Вместе с механиками, братьями Перье, Бомарше основал в начале восьмидесятых годов акционерную компанию для снабжения Парижа водою. Дело оказалось чрезвычайно прибыльным и потому не замедлило возбудить зависть в кружках парижских финансистов. Мирабо, который искал в эту пору случая так или иначе выдвинуться и состоял в дружеских отношениях с банкирами Паншо и Клавьером, принял на себя роль тарана в руках противников Бомарше. Он обнародовал брошюру с целью показать невыгоды для парижан предприятия Перье-Бомарше и даже больше – гнусность этого дела. Бывший противник Гезмана опять должен был вспомнить свое искусство мемуариста и напечатал брошюру, шутливо называя ее наподобие филиппик Демосфена – мирабеллями. Мирабо как будто ожидал этого. Второй памфлет, еще более резкий, обрушился на Бомарше с самым мрачным портретом популярного писателя… На этот раз дело кончилось, однако, после временного шума даже примирением противников. Но дорога, проторенная натиском Мирабо, показалась слишком соблазнительной для другого искателя славы, и Бомарше опять пришлось бороться с самыми страшными обвинениями… Как человека богатого и влиятельного его постоянно осаждали просьбами то о деньгах, то о содействии. Он редко отказывал в таких случаях и в 1781 году принял участие в деле жены эльзасского банкира Корнмана. Эта особа, с ведома мужа, состояла в связи с протеже военного министра, а потом, когда ее любовник лишился протекции, тем же мужем была заключена в тюрьму по обвинению в адюльтере, но больше для того, чтобы завладеть ее имуществом. Несчастная женщина была в эту пору беременной. Бомарше горячо принялся за ее дело, добился ее освобождения из тюрьмы и таким образом навлек на себя непримиримую злобу эльзасского банкира. В феврале 1787 года он был атакован самым возмутительным памфлетом за подписью Корнмана, на самом деле написанным безвестным адвокатом Бергасом. По своему обыкновению Бомарше ответил тем же, воздав должное и Корнману, и Бергасу. Но с этого и началась настоящая кампания. Подобно Мирабо, Бергас оставил в стороне семейное дело банкира и со всею силою своего шумливого красноречия обрушился на Бомарше. «Несчастный! – патетически восклицал он по адресу противника. – Ты, как потом, покрыт преступлением (tu sues le crime)», и затем перечислял преступления: Бомарше продал себя министрам, он враг свободы печати и прав народа, словом, человек, само существование которого – святотатство… Чтобы остановить поток этого красноречия, Бомарше обратился к суду. 2 апреля 1789 года парламент признал обвинения Бергаса ложными, оскорбительными и клеветническими и наложил на него штраф в 1000 ливров с угрозою, в случае рецидива, подвергнуть примерному наказанию. В этой развязке дела, казалось, не хватало только мрачной формулы «суд презирает тебя», не хватало для полного торжества Бомарше. Но все было иначе. Общество уже не радовалось победе Бомарше, напротив, обвинение Бергаса было встречено глухим ропотом… Как ни дики были выходки адвоката, они содержали в себе кое-что справедливое, они кинули свет на странное положение Бомарше, одновременно сатирика и друга властей предержащих… Все почувствовали, что обвинитель автора «Женитьбы Фигаро» как бы повторяет против этого автора его же собственные тирады из бессмертной комедии, и прежнее восхищение писателем стало сменяться недоверием, недовольством и злобой. После приговора в деле Гезмана опозоренные мемуарами Бомарше члены парламента Мопу часто подвергались оскорблениям на улице, и Морепа советовал им отправляться на заседания замаскированными. После приговора в деле Бергаса эта участь выпадает на долю Бомарше. Его осаждают в эту пору оскорбительными письмами и раз даже нападают на улице. Не искать покровительства у общества приходилось ему теперь, защищаться от него, и всякий раз, выходя из дому, он брал проводника и оружие. Но Бергасу он все-таки отомстил вдвойне. Он вывел его в драме «Преступная мать» под прозрачным названием Бежарса и в роли лицемера и негодяя наподобие Тартюфа. В художественном отношении это произведение гораздо слабее комедий. К Бомарше опять возвращается здесь прежняя чувствительность, стремление поучать, веселый фрондер и сатирик Фигаро появляется здесь в роли устроителя домашнего мира и счастия. Тут опять, конечно, портрет самого Бомарше, утомленного продолжительной борьбой, лишь с одним желанием тишины и покоя.