Пьер Перекати-поле

Эти слова, сказанные с удивительным убеждением и веселостью, пробудили все струны наших сердец. Мы бросились в объятия друг к другу, крича:

— Да, да! Мы счастливы, и Господь Бог добр!

Силач расплакался, вероятно, в первый раз в жизни.

Ночь была холодная и долго тянулась для нас. У нас не было больше плащей, чтобы уберечься от холода, и нам нечего было ни есть, ни пить после целого дня пути и страшных волнений; но никто не подумал жаловаться, и даже ни один из нас не сообщил другому о том, что ему тяжело и мучительно. Женщины были не менее стойки, чем мы. Проклятая скала нас закалила, как говорил Моранбуа, и мы могли перенести теперь тяжелый день и дурную ночь.

Как только рассвело, мы сориентировались. Извивавшаяся по долине дорога вела именно в Рагузу; нам оставалось только перейти через горы, и мы пустились в путь, по-прежнему натощак. Нам повстречались жилые места, но у нас не было ни копейки, чтобы заплатить за какой-нибудь завтрак, хотя бы плохонький. Мы стали шарить на себе, тщательно осматривать все карманы: нашлось несколько запонок, несколько фуляров, серьга, — этого хватит до Рагузы, мы были обеспечены еще на один день. Затем нас ждала смерть или нищенство, новая фаза этой жизни, сотканной из приключений и, по-видимому, не желавшей уберечь нас ни от одной неудачи.

Мы заметили перед собой маленькую ферму, немного напоминающую нормандскую мызу.

— Постучимся туда, — сказал Белламар, — но не следует пугать людей, а у нас вид пренесчастный. Мадам, не угодно ли вам немного прихорошиться; верните чуточку шика вашим испорченным шляпкам, заколите булавками, если таковые у вас имеются, ваши изорванные юбки. Господа, перевяжите ваши галстуки. А ты, Лоранс… спрячь-ка этот кончик ремня, который болтается у тебя точно хвост. Здешние туземцы способны принять тебя за жителя Ниам-Ниам.

Я потянул к себе этот кончик ремня; это был остаток пояска, который я всегда носил под жилетом и в котором лежали мои банковские бумажки. Так как мне не удавалось его расстегнуть, то я нетерпеливо дернул его, он был изношен и оборвался. Я бросил на кучу наших доспехов тот кусок, что был у меня в руке, воображая, что жертвую добросовестно своими последними ресурсами.

Каково же было мое удивление, когда, взглянув на часть пояса, еще висевшую у меня на бедрах, я увидел, что мои пять тысяч франков, почти нетронутые, еще тут.

— Чудеса! — вскричал я. — Друзья мои, фортуна улыбается и звезда скитальцев покровительствует нам! Вот средство вернуться во Францию, не прося милостыни. Позавтракаем хорошо, если это возможно. Я имею чем заменить запонки и фуляры, которыми мы заплатим за еду, ибо мои бумажки в этой пустыне не годятся в оборот.

Мы отлично поели по-деревенски у весьма гостеприимных людей, которые разговаривали с нами жестами и которые до того остались нами довольны, что провезли нас добрую часть пути на чем-то вроде древней колесницы с цельными колесами, невыносимо скрипевшими. Мы прибыли в Рагузу менее нарядными, чем выехали из нее. Прежде всего мы бросились во французское консульство, где я разменял свою первую бумажку и где мы рассказали свою печальную историю. Там нам сказали, что нет никакой надежды на возврат украденного у нас, и то уже счастье, что мы остались живы.

Должно быть, гайдуки — так называли там этих разбойников — были в эту минуту очень многочисленны, и шайки их, верно, боялись друг друга, раз они не дали себе труда снять с нас одежду и даже рубашки. Нас не перебили, должно быть, потому, что не хотели привлечь шумом сражения внимание других хищных птиц; нас только обобрали en gros [18], лишь бы не делить с новоприбывшими мелкую добычу.

Ламбеск, подозрительный по природе, думал, что князь тоже был причастен к этому грабежу, чтобы вернуть немного свои расходы; но ни один из нас не захотел разделить этого мнения. Князя можно было обвинить только в одном: в том, что он дал нам такой немногочисленный и ненадежный конвой; но не предупредил ли он нас заранее, что большего он сделать не может? Да, наконец, могли ли мы сказать наверное, что проводники наши изменили нам? Видя, что бандитов так много, и не желая подвергаться опасности из-за нас, трое убежали. Четвертый, захваченный вместе с Моранбуа, был, вероятно, убит, так как надеяться на выкуп за него было нечего.

В консульстве нам сказали, что наши бандиты, наверное, пришлые. Туземцы убивают из мести и грабят мертвых только в военное время. Итальянский обычай выкупа им неизвестен. Я припомнил тогда, что разбойник, с которым мне пришлось вести переговоры, по внешности и по произношению совершенно отличался от местных жителей.

Впрочем, всякие комментарии были излишни, мы были разорены вконец. Мы стали готовиться к отъезду на послезавтрашний день. Мы не хотели эксплуатировать нашего злоключения и поднимать шум для того, чтобы нажиться здесь; к тому же, мы были слишком утомлены, чтобы сразу приниматься за работу.