Перчатка для смуглой леди

— Я обсудил рекламную кампанию с Гринслейдом и двумя знакомыми, имеющими опыт в такого рода предприятиях, — он назвал имена двух столпов театрального бизнеса, — и поразмыслил о ее проведении. Мне пришло в голову, что при правильном подходе к делу перчатка и история се обнаружения могла бы стать главной темой в рекламе пьесы и театра.

— Действительно, могла бы, — с жаром подхватил Перегрин.

— Вы согласны со мной? Я подумал, что стоит рассмотреть вопрос о том, чтобы приурочить публикацию о находке к открытию театра и выставить перчатку и документы, приняв соответствующие меры безопасности, на обозрение публики в фойе.

Перегрин заметил, изо всех сил стараясь казаться беспристрастным в суждениях, что подобная акция в качестве предварительной рекламы вызовет сенсацию. Мистер Кондукис быстро взглянул на него и снова уставился в пространство. Перегрин спросил, уверен ли владелец сокровищ в безопасности затеваемого предприятия. Мистер Кондукис ответил короткой справкой о встроенных сейфах особого типа, производство которых, как удалось уразуметь Перегрину, его собеседник в значительной мере финансировал.

— Вашим представителем по связям с прессой и рекламе является мистер Конвей Бум, — монотонно продолжал мистер Кондукис.

— Да, именно так его зовут, — отозвался Перегрин, которому вдруг на секунду почудилось, что он слышит ироническую нотку.

Однако мистер Кондукис невозмутимо добавил:

— Мне известно, что он сведущ в театральном деле, однако в связи с несколько необычным характером материала, который мы предполагаем использовать, я предложил Гринслейду объединить усилия мистера Бума и рекламной фирмы «Мейтланд», являющейся одним из моих дочерних предприятий. Он согласился.

«Попробовал бы он не согласиться», — подумал Перегрин.

— По поводу безопасности я также собираюсь обратиться к моему знакомому из Скотленд-ярда — суперинтенданту Аллейну.

— Да, конечно.

— Также встает проблема страховки, поскольку коммерческую ценность предметов невозможно определить. Мне сказали, что, как только об их существовании станет известно, предположительная реакция будет беспрецедентной. Особенно со стороны Соединенных Штатов Америки.

— Мистер Кондукис, — сказал Перегрин после долгого молчания, — я не могу удержаться, чтобы не задать вам один вопрос. Я понимаю, что это не мое дело, и все же… Вы хотели бы… для вас имеет какое-либо значение, где будут находиться перчатка и записки — на родине владельца или в другой стране?

— На моей родине? — спросил Кондукис таким тоном, словно сомневался, есть ли у него родина.

— Нет, прошу прощения, я имел в виду первоначального владельца.

Перегрин поколебался немного, но, не совладав с собой, разразился взволнованной речью о необходимости пребывания реликвий в Англии. Он видел, что его слова не производят ни малейшего впечатления, и жалел о своей несдержанности. Ситуация приобретала несколько постыдный оттенок.

Мистер Кондукис, не меняя выражения лица, дождался, пока Перегрин закончит, и произнес:

— Это сентиментальный подход к делу, в то время как речь идет о финансовых интересах. Ни с какой другой точки зрения я вести беседу не могу. История, романтика, национальные сантименты не по моей части. Я ничего не смыслю в таких делах. — И вдруг к несказанному изумлению Перегрина добавил с неуловимой переменой интонации: — Я терпеть не могу светлые перчатки. Ненавижу.

На секунду Перегрину показалось, что он заметил страдание на лице этого странного человека, однако в следующее мгновение решил, что надо быть полным идиотом, чтобы предположить нечто подобное. Мистер Кондукис жестом дал понять, что разговор окончен. Перегрин открыл дверь, но передумал и снова закрыл ее.

— Еще один вопрос, сэр, — сказал он. — Могу я рассказать актерам о документах и перчатке? Перчатки для спектакля будут сделаны нашим художником, Джереми Джонсом, он специалист в своем деле. Если мы выставим оригинал в фойе, он должен будет скопировать его с предельной точностью. Ему надо будет пойти в музей и осмотреть перчатку. И для него это станет таким событием, что я не могу гарантировать его молчания. К тому же, сэр, я уже рассказал ему о перчатке в тот день, когда вы мне ее показали. Насколько я помню, вы не просили меня хранить тайну. О заключении экспертов я не говорил никому, кроме Мориса и Джонса.