Перчатка для смуглой леди

Аллейн тщательно осмотрел сейф и место его расположения и обнаружил сверх ожидания, что все было сделано достаточно разумно. На свете существовало не слишком много преступников-виртуозов, способных справиться с цифровым замком такого качества. Тут понадобился бы крупный умелец. При попытке проникнуть в театр включалась сигнализация. Для управления светом внутри сейфа и раздвижными дверцами не требовалось открывать сейф, выключатель находился в стене. Аллейн обратил внимание администрации на то, что, встав на чьи-либо плечи, можно дотянуться до стекла, разбить его и вынуть содержимое сейфа; следовательно, нужна охрана. Ему сказали, что, пока реликвии находятся в театре, на площадке будет постоянно находиться охранник. Аллейну представили Джоббинса, бывшего служащего братьев Фипс, в новой с иголочки униформе. Он должен был стоять на посту с четырех до полуночи, когда его сменит специально обученный охранник. Джоббинс будет ночевать в театре в пустующей театральной гримерной, дабы оказать помощь в случае необходимости. В восемь утра на пост заступает второй охранник и остается в фойе до прихода Джоббинса. В обязанности последнего также входило запирание дверей и подключение сигнализации после окончания спектакля.

К тому времени как Перегрин вошел в кабинет, Аллейн успел выяснить все, что касалось цели его визита. Они пожали друг другу руки, и суперинтендант отметил смертельную бледность молодого человека и круги под глазами. «Бедняга, — подумал он. — Предпремьерная лихорадка».

— Мистер Аллейн ознакомился с предпринятыми нами мерами предосторожности и полагает, что мы отлично справились, — сказал Морис. — Он хочет дождаться, пока сокровища благополучно не поместят в сейф. — Зазвонил телефон. — Извините.

— У вас, наверное, дел по горло, — обратился Аллейн к Перегрину. — Не обращайте на меня внимания. Если можно, я хотел бы осмотреть ваш прелестный театр. Какую огромную работу вы проделали.

Перегрин совсем иначе представлял себе полицейских в штатском. Аллейн был уже у двери, когда Перегрин сказал: «Я провожу вас, сэр».

— Вы чересчур любезны. Я просто хотел побродить по театру. У вас и без меня забот хватает.

— Напротив. Все заботы взял на себя Морис, а моя проблема в том, что мне, в сущности, нечего делать, — возразил Перегрин. — Я с удовольствием проведу вас по «Дельфину».

— Что ж, в таком случае…

Экскурсия получилась весьма увлекательной. Аллейн проявлял искреннее любопытство и столь удивительную осведомленность, что Перегрин прямо-таки наслаждался беседой с ним. Он заговорил о пьесе, о том, как он осуществлял ее постановку и что послужило толчком к ее написанию — перчатка Гамнета Шекспира, впервые увиденная Перегрином в доме мистера Кондукиса.

Аллейн знал об условиях завещания поэта и о том, что Джоан Харт наследовала носильные вещи. Складывалось впечатление, что Аллейн знаком с пьесами Шекспира и обстоятельствами его жизни не хуже самого Перегрина.

Аллейн, в свою очередь, проникся симпатией к нервному, умному и скромному молодому человеку. Он от всей души надеялся, что Перегрин написал и поставил хорошую пьесу. Аллейн задал несколько вопросов, в которых ощущалось понимание сути дела и пристрастность поклонника великого поэта, и уже через десять минут Перегрин беседовал с суперинтендантом полиции с невероятной для столь краткого знакомства легкостью и откровенностью. Перегрин говорил быстро и взволнованно, слова лились сплошным потоком и звучали признанием в любви к «Дельфину».

— Может быть, пройдем за кулисы? — предложил Перегрин. — Или… подождите секунду. Я подниму железный занавес, чтобы вы взглянули на декорации Джереми Джонса для первого акта.

Оставив Аллейна в партере, он прошел через боковую дверь и нажатием кнопки поднял затейливо украшенный противопожарный занавес. Затем он поднялся на сцену и стал лицом к зрительному залу. Он часто пользовался боковой дверью и лестницей за ней, но сейчас у него кровь стучала в висках. Нервное истощение — кажется, так это называется? Даже голова немного кружилась.

Рабочие, убиравшие наверху, открыли окно, и на сцену обрушился, поток солнечного света, в котором плясали сонмы пылинок.

— Что-нибудь не так? — совсем рядом раздался низкий звучный голос. Аллейн стоял у оркестровой ямы, опершись на перегородку.

— Нет… все в порядке, не беспокойтесь. Просто я вдруг вспомнил о своем первом визите в «Дельфин».

То ли потому, что напоминание было слишком неожиданным, то ли потому, что в последние дни Перегрин мало ел и почти не спал, но он внезапно ощутил страшную слабость. Аллейн и не предполагал, что и без того бледный молодой человек может побледнеть еще сильнее, однако именно это и случилось с Перегрином. Он опустился на сундук елизаветинских времен, сделанный Джереми, и провел рукой по губам. Когда он поднял голову, Аллейн стоял уже на сцене. «Точно на том месте, где была дыра», — подумал Перегрин.