Перчинка (не полностью)

Дон Доменико тоже напялил черную рубашку и, всюду выставляя напоказ свой боевой дух, лез из кожи вон, чтобы выслужиться перед начальством и немцами. Но, когда его вызвали однажды из его удобной комнаты в казарме и приказали отправиться в знакомые ему Звездные переулки, чтобы проверить, есть ли там бунтовщики, у него вытянулась физиономия.

- Это бесполезно, синьор командир, - ответил он, вытягиваясь по стойке "смирно". - Бунтовщики повсюду...

- Не рассуждать! - рявкнул чентурионе Чентурионе - командир роты в итальянских фашистских частях. - Выполнять приказ!

- Но ведь там от меня и костей не соберут!.. - плаксивым голосом осмелился возразить дон Доменико.

Рядом с чентурионе, наблюдая всю эту сцену, стоял немецкий офицер, и, хотя он не понимал ни слова по-итальянски, губы его кривились в иронической улыбке. Взглянув на эту улыбку, дон Доменико счел за благо подчиниться приказанию.

- Да я так просто сказал, чтобы объяснить, что, по-моему, от этого будет мало толку, - пробормотал он и, вскинув руку в фашистском приветствии, крикнул: - Слушаюсь!

Офицеры небрежно ответили на салют, и дон Мими уныло потащился к выходу.

"Черт возьми! - думал он про себя, шагая по коридору. - Ведь надо же было, чтобы именно я попал в эту передрягу! "Отправляйтесь в переулки"! Легко им говорить! А каково мне? Меня там первый же встречный укокошит! И пикнуть не успеешь! Можно, правда, только вид сделать, что я иду туда, а на самом деле..."

Однако в этот момент рядом с ним появились два немецких солдата, поджидавшие его у дверей.

- Мы идти с тобой. Патруль, - проговорил один из них.

Дон Мими только горестно вздохнул. А он-то надеялся пробраться домой и скорее переодеться в штатское. И на кой черт он впутался в эту заваруху? Сейчас он никак не мог этого понять. Снова надевая черную рубашку, он думал, что с приходом к власти немцев вернутся прежние порядки и его верность фашистской партии принесет ему какие-нибудь выгоды. Черта с два! Теперь-то уж он убедился, что все это гиблое дело.

Патруль вышел на безлюдные улицы. Дон Доменико, обвешанный ручными гранатами, которые беспомощно болтались на его необъятном брюхе, имел несчастный вид и казался особенно жалким рядом с подтянутыми надменными немцами, которые несли свои автоматы так, словно и родились с ними. Каменная мостовая гудела под их тяжелыми сапогами. При каждом их шаге дон Доменико вздрагивал и испуганно озирался по сторонам, ожидая, что вот-вот приоткроется какая-нибудь ставня и в щели блеснет дуло ружья.

- Если тут и вправду прячутся патриоты, они прежде всего должны были бы взять на мушку этих заводных кукол, - размышлял он. - Ведь как ни говори, а я все-таки такой же итальянец, как и они, и бог свидетель, я бы охотнее хотел сидеть сейчас дома, чем устраивать этот идиотский парад. И на кой дьявол он нужен?..

Наконец все трое добрались до музея, так и не встретив ни одной живой души. На углу улицы Санта Тереза они заметили какую-то старую женщину, сидевшую на ступеньках подъезда. Один из немцев указал на нее дону Доменико, и бывший секретарь фашистов покорно засеменил к дому.

- Что вы тут делаете? - спросил он, подходя к старухе.

Женщина подняла голову. Казалось, ее не очень-то испугала фашистская форма дона Доменико и оружие, которым он был обвешан.

- А куда прикажете мне идти, синьор, - в свою очередь, спросила она, не поднимаясь с места. - У меня ни дома, ни родных. Вот присела тут отдохнуть.

- Здесь нельзя, - безапелляционным тоном сказал фашист. - Идите в какой-нибудь переулок. Здесь опасно.

В этот момент к ним подошел один из немцев.

- Где бунтовщики? Спросить! - сказал он, указывая на старуху.

Дон Доменико пожал плечами.

- Не заметили вы здесь бунтовщиков? - спросил он - Кого? - не поняла женщина.

- Ну... этих... вооруженных людей... с ружьями, но не военных, а в штатском.

Женщина покачала головой.

- Я здесь с семи часов утра, - ответила она, - всякие люди ходили, а таких не видала. Вот стрелять стреляли, это да.

В эту минуту со стороны Римской улицы донеслось три коротких взрыва, которые на минуту заглушили стремительно нарастающий треск мотоцикла. Гулко прокатившись в тишине, он замер вдали, и улицы снова погрузились в безмолвие.

- Еще того не легче!.. - пробормотал дон Доменико, осеняя себя крестным знамением.

Старуха тоже перекрестилась. Немцы нетерпеливо замахали руками.

- Идти, камерата! - крикнул один из них.

Не обернувшись и не взглянув больше на старуху, дон Доменико в сопровождении солдат отправился дальше. Нет ничего удивительного в том, что он не заметил, как она вскочила и побежала в противоположную сторону. Очутившись у музея, она свернула за угол. Теперь патруль уже не мог ее видеть. Тогда старуха вытащила из кармана свисток и сильно дунула. Пронзительный свист рассек тишину.