Всё еще молодой, из-за своей манеры держаться, хмурого вида и жидковатых волос он, тем не менее, выглядел гораздо старше своих лет. Когда-то он гордился великолепной бородой, ныне растерявшей свой лоск в сырости Касл-Лайтнинга.
До войны адвокат, а во время нее — пользующийся доверием адъютант Ирвина Макдауэлла, генерала, проигравшего битву при Манассасе, теперь Джеймс, отправляясь обратно на Север, даже не знал, кем станет.
Обязанностью Адама было удостовериться, что освобождены лишь те военнопленные, чьи имена обговорены обеими армиями. Для этого хватило обычной переклички, поэтому, как только процедура была завершена, Адам попросил Джеймса составить ему компанию для личного разговора.
По понятным причинам, Джеймс полагал, что Адам хочет обсудить его брата.
— Вы полагаете, Нат ни за что не сменит сторону? — задумчиво поинтересовался Джеймс.
Адаму не хотелось давать прямой ответ. На самом деле он был глубоко разочарован одержимостью, как он полагал, Старбака войной, в которую он погружался, словно страстный любовник.
Адам считал, что Нат покинул Господа, и оставалось лишь надеяться, что Господь не покинул Ната Старбака. Но Адаму не хотелось давать такой резкий и жесткий ответ Джеймсу, и он раздумывал над какими-нибудь благочестивыми словами, которые поддержат веру Джеймса в младшего брата.
— Он сказал, что постоянно посещает молитвенные собрания, — неубедительно пробормотал он.
— Это хорошо. Это очень хорошо! — Джеймс выглядел необычайно оживленным, но затем нахмурился, почесав живот.
Как и любой другой узник Касл-Лайтнинга он весь кишел вшами. Вначале он находил эту заразу ужасно постыдной, но со временем привык к ней.
— И что же Нат собирается делать в будущем? — спросил Адам, и сам же ответил на этот вопрос покачиванием головы.
— Не знаю. Если мой отец снова примет командование Легионом, то думаю, ему придется подыскать себе другое занятие. Видите ли, мой отец не в восторге от Ната.
Джеймс встревоженно вскочил от неожиданного громкого свистка пара, выпущенного локомотивом с находившейся неподалеку йорк-риверской железной дороги. Паровоз выпустил очередную большую струю пара, и затем его огромные ведущие колеса пронзительно завизжали, пытаясь найти точку сцепления на мокрых блестящих рельсах.
Надсмотрщик отдавал распоряжения двум рабам, которые, забежав вперед, разбрасывали пригоршни песка под вертящиеся колеса. В конце концов паровоз нашел-таки точку сцепления и рванулся вперед, длинная вереница вагонов тряслась и раскачивалась.
Адама с Джеймсом окутало густое облако едкого удушливого дыма. В качестве топлива для паровоза использовалась смолистая древесина сосны, которая оставляло сгустки смолы на ободе дымовой трубы, сильно смахивающей на горшок.
— У меня была особая причина повидать сегодня с вами, — неловко начал Адам, когда стих звук паровоза.
— Помахать рукой на прощание? — с удивительной недогадливостью предположил Джеймс. Одна из подошв его ботинок надорвалась и хлопала при ходьбе, из-за чего он время от времени спотыкался.
— Буду с вами откровенен, — нервно проговорил Адам и умолк, пока они обходили ржавую груду мокрой якорной цепи. — Войне, — наконец выговорил он, — должен быть положен конец.
— О, и в самом деле, — с жаром вымолвил Джеймс. — Конечно же, должен. Это моя сокровенная мечта.
— Я даже не в силах вам объяснить, — с тем же жаром отвечал ему Адам, — какое несчастье эта война приносит Югу. Я содрогаюсь только при одной мысли, что такое же зло постигнет Север.
— Аминь, — ответил Джеймс, хотя и совершенно не имел понятия о том, что имел в виду Адам. В тюрьме временами казалось, что Конфедерация берет в войне верх, и это впечатление только усилилось, когда прибыли несчастные пленные с Бэллс-Блафф.
— Если война продолжится, — то она низведет всех нас на низшую ступень развития. Мы станем посмешищем для всей Европы, потеряем весь моральный авторитет, которым обладаем в мире, — он покачал головой, словно досадуя, что нечетко выразился.
За пристанью набирал ход паровоз, колеса вагонов стучали на стыках рельс, а белый пар локомотива выделялся на фоне серых облаков.
Проводник запрыгнул на площадку служебного вагона и укрылся от холодного ветра внутри.
— Война — это зло! — прорвало наконец Адама.
— Она противоречит всем помыслам Бога. Я много думал об этом и умоляю вас меня понять.
— Я понимаю вас, — ответил Джеймс, но не мог ничего добавить, потому что ему не хотелось оскорблять своего нового друга словами о том, что поражение Конфедерации было единственным средством осуществить все Божьи помыслы.
Всё это сильно сбивало с толку, подумал Джеймс.
Некоторые из пленных северян в Касл-Лайтнинге открыто хвастались своими любовными похождениями, были богохульниками и насмешниками, любителями выпить и азартными игроками, возмутителями спокойствия и вольнодумцами, и всё же они были солдатами, сражавшимися за Север, тогда как этот исполненный боли и набожности человек, Адам — мятежником.
И тут к удивлению Джеймса Адам опроверг эту мысль.