Перебежчик

– Мой друг вчера перенервничал под пулями бандитов… – начал Вадим, но я его перебил.

– Вот именно, – сказал я. – Тех самых, кто заказывал эти статьи.

Я подумал, что она выгонит нас в шею, в крайнем случае оставит возле себя одного Вадима, который наговорит ей много такого, что компенсирует мою грубость. Но я ошибся. Она побледнела, и только. А за соседними столами отвлеклись от тополиного пуха и компьютеров девичьи головки.

– О боже… В вас еще и стреляли? – тихо спросила Ирина.

– Всякое было, – хмуро ответил я. – Один наш товарищ и сейчас лежит в реанимации в институте Склифосовского.

– Это было возле платформы Ховрино? – спросила она.

– Да, – подтвердил я. – В вашей газете была заметка. Но я же не говорю, что именно вы направляли руки убийц.

Она по-прежнему не отводила от меня взгляда.

– Возможно, нам лучше поговорить об этом в другом месте, – напомнил о себе Вадим.

Я знал, чего ему сейчас не хватало – раскуренной трубки. С ней он чувствовал себя куда увереннее, чем Шерлок Холмс и Хемингуэй, вместе взятые. А здесь, в редакции, везде были развешаны плакаты и таблички о вреде курения. И еще Вадим знал, какое одуряющее воздействие оказывает сладковатый дымок из его трубки на девушек.

– Мы можем спуститься в наш кафетерий, – сказала Ирина, по-прежнему глядя на меня, но похоже, ее внимание было сконцентрировано уже не только на моем расплющенном носу.

– Может, вы проголодались? – спросила она, когда мы оказались в кафетерии, довольно милом заведении, где, кроме нас, сейчас никого не было. – У нас можно заказать обед.

– Спасибо, на это у нас нет времени, – отказался я.

Зато Вадик раскурил наконец свою трубку и, оказавшись в своей тарелке, зарокотал бархатным покровительственным басом.

– Видите ли, Ирочка… – он вопросительно глянул на нее, как бы проверяя, пройдет эта фамильярность или нет, а убедившись, что прошла, продолжал: – Мы читали ваши статьи об Александре Бахметьеве, в которых был искренний разоблачительный пафос. И я, в отличие от своего друга, не думаю, что они были заказными. Напротив, вы писали их от чистого сердца, видя и чувствуя зарождение в России номенклатурного капитализма, от которого мы все не в восторге.

При этом он сделал полупоклон в мою сторону, как бы ожидая моего одобрения. Я лишь пожал плечами. Мол, само собой, никто не спорит.

– Но сейчас мы ведем речь, как адвокаты, только об одной стороне дела. О его сыне Игоре, обвиняемом в участии в групповом… ну я не хочу повторять при вас это слово.

– Изнасиловании, – буркнул я. (И она вовсе не содрогнулась при этом нехорошем слове.)

– Вот именно, – кивнул Вадим. – Мы сейчас не собираемся вдаваться в подробности этого дела, определять, виновен он или нет…

– Но ведь экспертиза подтвердила его вину, – перебила она велеречивость моего коллеги.

– Двое других участников этого изнасилования найдены мертвыми, – сказал я. – Наша версия состоит в том, что это изнасилование было заказным…

– Опять заказ? Разве так бывает? – удивилась она.

Все время, что мы общались с этой милой барышней, она только и делала, что искренне удивлялась, расширяя при этом свои огромные зеленые глаза.

– До сих пор мы знали – заказными бывают только убийства и статьи в газетах, – нравоучительно произнес я. – И к этому все привыкли. Придется ломать устоявшиеся представления – теперь сюда следует прибавить заказы на изнасилование. И на судебную экспертизу.

– Но как это возможно? Каким образом можно заказать такую экспертизу?

– Это как раз выясняется, но только не нами, – сказал я. – А теми, кто достаточно компетентен в этих делах.

– Пока что мы можем это только предполагать, – стал объяснять Вадим. – Но все свидетельствует о том, что Игорь не мог этого сделать. Похоже, его хотели в это втянуть… А заказали те, кто знает, как любит своего сына и привязан к нему Бахметьев-старший. Только представьте, какие муки будет испытывать отец с больным сердцем, когда сын попадет в лагеря, где к нему, как к насильнику, будет особое отношение заключенных. Бах, как называют отца, будет просто деморализован, превратится в живой труп.

Похоже, Вадик уже отрабатывал на нас свою будущую речь в суде, обращаясь к нам, как к присяжным.

– Вы же знаете, что до этого на отца было совершено несколько покушений, – сказал я.

– Безрезультатных, – махнула она рукой. – Все говорят, будто он сам их инсценировал.

– Это вы так написали… – я порылся в своем кейсе и нашел эту газетную вырезку. – Вот: «…Сама комичность этой ситуации, при которой киллер промахнулся с нескольких метров, прострелив лишь дорогое кашемировое пальто одного из столпов российского капитализма, наводит на размышления о том, что все это было специально подстроено. В конце концов, пальто, которое стоит пару тысяч долларов, можно подремонтировать или заменить, а вот удастся ли заштопать репутацию самого Бахметьева?» Ну и так далее. Скажите, у вас после этой статьи появилась возможность купить такое же пальто?

– Юра… – охнул Вадим, покраснев. – Простите моего коллегу, Ирина, он не вполне адекватен после вчерашнего побоища.