«Судить так судить. Пусть еще доживет до суда. Оно ведь разное случается. Консервы несвежие или, допустим, несчастный случай в камере. На мыле поскользнется и головой о парашу».
Гюрза отлично понимал, что все это не пустые угрозы рассерженного человека. У Деда имелись свои резоны желать Рабиновичу безвременной кончины. Рыльце, как говорится, у полковника Рублева замаралось, и Гюрза знал об этой неприятности. Нет, полковник не делился с подчиненным своими секретами, но Гюрза имел собственные каналы, по которым ему поступила достоверная информация, что гибель Воронцова на совести именно Деда, а не Гриневского. Это Рублев тогда в холодном лесу открыл стрельбу наугад и нечаянно просверлил Ворону череп. Свидетель говорил об этом уверенно, поскольку находился в непосредственной близости от места происшествия. И свидетелем был не кто-нибудь, а сама Арианна.
Возможно, Дед и не знал об осведомленности Рабиновича, но подстраховаться он никогда не отказывался. Опыт — сын ошибок трудных. Так что угрозы Рублева следовало принимать всерьез. Устроить Рабиновичу внезапную смерть от какого-нибудь укольчика наперстком не составит Деду труда, это точно.
Гюрзе вдруг вспомнился эпизод из прошлого августа. Он тогда подъезжал в машине к Тушинскому куполу, и его вдруг посетило отчетливое предчувствие, что погибнет он именно на Тушинском поле. Прямо сейчас гибель Гюрзе не грозила, но по большому счету жизнь его уже закончилась.
И закончилась она именно здесь, на том самом поле, где три года назад состоялась последняя в истории битва за Москву. Битва за Москву и за все человечество, преданное провокатором по прозвищу Гюрза.
Генерал Алексеев проводил недовольным взглядом Деда, затем обернулся к конвою и кивком приказал увести арестованного. Конвоиры деловито заломили Рабиновичу и без того скованные за спиной руки и затолкали предателя в «Тигр». Последующий путь самого серьезного провокатора в новейшей истории лежал недалече. Для начала в тюремный блок базы Сопротивления, а дальше… куда решит суд.
— По правде говоря, понимаю Деда, сам готов придушить этого выродка, — проронил Алексеев. — Но это между нами. Закон и порядок сейчас важнее эмоций.
— Золотые слова, товарищ генерал, — согласился Учитель. — Вы еще народу сказали бы, кто реальный провокатор. А то на Грина многие косятся.
— Организуем, — генерал кивнул. — Я уже озадачил наших пропагандистов.
— Кого?
— Компьютерщиков, — пояснил Алексеев. — В сети вся история с подноготной выложена.
— Есть такое дело, я прочитал по диагонали, — подтвердил Боря. — Нормально изложено, без надрыва, но драматично. И мы там… в эпизодах. Хотя писал обычный человек, сорока с хвостиком лет.
— Самый возраст для литератора, — во взгляде генерала читалось непонимание. — А почему ты уточнил?
— Это он для меня уточнил, — ответил Грин. — В продолжение частного спора на отвлеченную тему. Боря, когда открываешь рот, думай. И говори по существу.
— Это ты на индиго намекнул, да? — неожиданно спросил у Бориса Алексеев. — Вроде как мы обычные, а вы необычные?
— Я… не то чтобы…
— Расслабься, юноша, — генерал снисходительно похлопал Бориса по плечу. — Я в курсе ваших дел, ребятки. Когда Грин эмигрировал, я эту тему серьезно прокачал, нескольких активных индиго вычислил и даже своего человека в вашу сеть внедрил. Спартака помните? Это мой адъютант, лейтенант Филатов. Так что все о вас знаю. И почему все это вот случилось — он широким жестом указал на руины базы серпиенсов, — тоже знаю. Поэтому и разговариваю с вами, как с будущими хозяевами всего нашего потрепанного мира. Как с героями-освободителями, если уж официально выражаться, разговариваю. Мы сделаем, что сможем, обещаю, но уж и вы постарайтесь. Надо нам всем вместе за дело взяться, дружно. Восстанавливать все придется почти с нуля. Много работы. Так что день-два на отдых и праздники, а потом, засучив рукава, за работу. Договорились?
— Мы уже начали, — Грин указал на строй бульдозеров, который как раз приближался к руинам. — Видите, как здорово получается, когда все одинаково мыслят? А представьте, что будет дальше, когда мы научимся вместе делать что-нибудь более сложное.
— Мурашки по коже, — признался генерал.
— А мне напиться хочется, — вдруг сказал Архангел. — Нет, не оттого, что чувствую себя динозавром, вымирающим видом. Просто за победу. Сто грамм фронтовых.
— Правильная мысль, — поддержал Учитель. — Товарищ генерал, разрешите?
— Еще и присоединюсь, — Алексеев взглянул на Фила. — Идешь с нами?
— Я позже, простите, сначала мне Вику надо найти. Она где-то близко, я чувствую. Найду ее, и мы вместе придем, хорошо?
— Вон там наш штабной вагончик будет стоять, — Алексеев указал на южную окраину поля. — Приходите. Выпьем. Вы заслужили большего, но пока хотя бы такой праздник устроим.