Перебежчик

А вот в начале четвертого ночи, после того, как кто-то из людей совершил грубую ошибку, серпиенсы в третий раз сменили тактику, и война началась по-настоящему.

Группа серпиенсов влезла в подвалы, где хранилось что-то важное, а возможно, просто складировалась контрабанда, и владельцы запрещенного товара решили действовать. Бандиты воспользовались тем, что серпиенсы не ожидали нападения, и продырявили головы всем пятерым змеевикам. Район мгновенно оцепили боевые части стражи, бандитов уничтожили, а по всему Бангкоку чужаки объявили комендантский час. Что означало войну. Ведь мгновенно вернуться по домам жители не могли.

И вот тут-то началось самое интересное. Ужасное, кровавое, опаленное пламенем многочисленных пожаров, но интересное. Во-первых, серпиенсы стали давать сбои. Именно сами стражники, а не их оружие, как это бывало раньше, когда против змеевиков применялись «Пилигримы». То там, то здесь прицелившийся в безоружную толпу солдат вдруг выпадал из строя и либо падал ничком, либо просто временно зависал безмолвным истуканом. Проходило некоторое время, от секунды до трех-четырех минут, и стражники приходили в себя, но к тому времени успевало произойти, что угодно. Толпа, например, успевала рассосаться. Или какой-нибудь отчаянный боец Сопротивления втыкал «зависшему» врагу в темя заточку.

И от этих сбоев командиры серпиенсов нервничали еще сильнее. Они не понимали, что происходит с рядовыми солдатами, какими такими новыми «Пилигримами» пользуются местные жители и почему эти новые шоковые излучатели временно выводят из строя только рядовых? Все это выглядело странно, непонятно, а потому никакие самые мудрые командиры серпиенсов, даже члены Единой Ложи, не могли этому противостоять.

«Ай, молодцы ребятки, – подумалось Грину. – Через мысленный эфир гвоздить этих тварей – это не моя идея, ваша. Хвалю. Хотя, черт возьми, не понимаю, как вам это пришло в голову и, главное, как вы это делаете?!»

«Не знаем сами, Грин. Их разум, если смотреть мысленно, очень близко. Он защищен какой-то броней, будто бы огненным щитом, но, если представить, что бьешь в этот щит тяжелым ножом… его можно продырявить. Хотя бы сделать так, чтобы он треснул. Если дырка, то змея зависает надолго, если трещина, на секунды».

«Огненный щит? Щит из энергии? – Грин задумался. – В реальности все примерно так и есть. У каждого из чужаков в мозгу сидит какой-то электронный паразит, который вырабатывает энергию, а заодно держит связь с начальством. Но вы бьете виртуально. Получается, что вы входите в их виртуальное пространство без всякого технического подключения, просто настраиваете свои мозги на их волну?»

«Я рыбак, Грин, не понимаю и половины твоих ученых слов. Ты спросил, как я это делаю, я ответил. Мне все видится так, а у образованных, наверное, свои понятия».

«Даже не представляешь, насколько ты прав, мой брат-рыбак, – подумал Фил. – Не буду мешать, бей гадов дальше».

Тысячи бойцов-индиго в ответ на слова Грина издали мысленный боевой клич. Филиппу даже стало на миг тревожно, не переборщат ли парни, слишком поверив в свои силы, не нарвутся ли? Но уже в следующую секунду он успокоился. На войне как на войне. Побеждает тот, кто решительнее, маневреннее и смекалистее, а не тот, кто лучше вооружен.

По дороге в отсветах пожаров, устроенных серпиенсами, Грин и сам видел, как чужаки проводят зачистку в поисках индиго и как люди им отвечают.

Грин видел, что в Бангкоке происходит вовсе не то, что происходило в Москве. Не избиение людей, которые оказывали только очаговое и очень слабое сопротивление. Здесь велись полномасштабные боевые действия с обоюдными потерями.

Не доверяя зависающим вместе с рядовыми стражниками «распылителям», серпиенсы пользовались теперь лучевым оружием, поэтому город горел и рушился. Но обломки сыпались не только на людей, но и на головы серпиенсам, и в пламени пожаров погибали как люди, так и чужаки. На горящих улицах кипели рукопашные схватки, в небе бились боевые коконы и авиация, а в пылающих парках с грохотом сшибались бронированные машины. Бой шел в полный контакт, на минимальной дистанции и без малейшего намека на линию фронта. Дрались все и повсюду.

В общем, каша заваривалась гораздо серьезнее августовской, и как раз потому, что теперь чужим сопротивлялись не только бойцы-подпольщики, а все люди.