Перебирая наши даты

13 января 1945 года.Вчера выехали на задание в одну из левофланговых армий фронта. Шоссе забито колоннами грузовиков, следующих к передовой. Ночевали в Куруве. От Пулав, сильно разрушенного городка, давшего название нашему плацдарму на левом берегу Вислы, дорога пролегает вдоль реки по холмистой местности. Местами холмы засажены фруктовыми деревьями и всюду изрыты траншеями. Миновали местечко Казимеж. В мирное время, вероятно, красивое, с замком или монастырем над Вислой, разрушенным временем и артиллерией. Окрестности в других обстоятельствах казались бы прекрасными, но бесснежная зима и особое чувство близости передовых позиций делают их безрадостными.

Расположились в деревушке, затертой песчаными дюнами.

14 января.Всю ночь била артиллерия немцев. Снаряды ложились где-то правее нас, и в хате дрожали стекла…

Проснулись от артподготовки. Началось.

С песчаных дюн за деревней, куда мы взбежали, видно на темном небе, как лопаются ракеты, взлетают огненные фонтаны из «катюш», вспыхивают малиновые огни дальнобойной. Воздух дрожит от мягкого звука, как будто бьют во множество огромных барабанов, и это дрожание передается земле, постройкам, отдается в груди и в сердце.

15 января.Вчера около полудня по тревоге выехали в направлении удаляющегося боя.

У переправы сгрудились машины, повозки, солдаты, царит оживление, словно все заняты веселой работой.

Сравнительно скоро мы протолкнулись по понтонному мосту. Тут же плацдарм. Обгоняем бесконечные колонны пехоты.

— Как там немец? — спрашиваю у встречного артиллериста.

— Пошел без оглядки, — ответил тот.

Стемнело. Мы расположились на ночлег в ложбине между песчаными холмами. Пели и дурачились. Потом легли спать, выставив караулы.

Ночь прошла спокойно. Под утро разбудил ближний артиллерийский бой справа.

Сегодня в середине дня пересекли бывший передний край немцев. Вчера здесь шел бой. Брошенные каски и оружие, кровавые тряпки, полураздетые трупы фрицев. Картина, вызывающая щемящее чувство тоски.

На опушке какого-то леска нам выдали водку. И сразу все пришли в бесшабашное настроение. Отсюда начинаем преследование противника. Деревня. Три часа назад здесь были немцы. Потом прошли наши танки. Поляки приветствуют нас со слезами радости.

Ночь. Вошли в село, где еще не видели русских.

— Пять лет вас высматривали, — говорит старая бабка.

Жители тащат нас в дома, угощают молоком и самогоном.

16 января.Ночью привели пленного. Допрашивали его при помощи разговорника. Говорит — австриец. Певец. Друг Яна Кипуры.

Потом еще привели двадцать пленных. Среди них трое офицеров.

Один из офицеров — чех. Неприятный тип. Отбили четырех лошадей у какой-то кавалерийской части. Вскоре привели троих кавалеристов. Они из охранной дивизии. На передовую их не пускали. Значит, мы порядочно зашли в тыл. Все трое кавалеристов — русские. Немцы будто бы их насильно мобилизовали в городе Сталино. Совсем молодые ребята.

Капитан из разведотдела, сопровождающий нас, оказался тоже из Сталино. А один из парней — с той же улицы, где жила семья капитана. Он знал Валерку, капитанова младшего брата. Того угнали в Германию.

Пленных посадили в машину и взяли с собой.

В селе Пелотко попали под обстрел немецких минометов и батареи, засевших в Илже. Начали выбивать из Илжи арьергард противника.

Тут погиб Глазов, молодой солдат. Я почти спокойно смотрел на его тело, развороченное гранатой. В розовой ране что-то еще дышало, дрожало и булькало.

Когда мы выбили немцев из Илжи, подошла мотопехота.

Когда подошла мотопехота, трое пленных из охранной дивизии сидели в открытом кузове полуторки на бочках с горючим. У машины стоял часовой. Пехота была свежая, еще не побывавшая в бою. Наш командир, капитан Богомолов, вышел на крыльцо дома, где временно располагался его штаб. Старший лейтенант из пехоты шел к нему. Рядом с ним тощая девчонка — санинструктор, в коротком кожушке. Она была пьяна, курила махорочную цигарку и материлась хриплым голосом. Офицер на нее прицыкнул, и она пошла к машине с пленными.

— Эй, фрицы! — заорала она и плюнула в них.

— Мы не фрицы, — вдруг сказал один из пленных.

— Власовцы! — еще громче заорала девчонка.

И по этому сигналу свежая, еще полная сил пехота, покинув строй, бросилась к машине. Они оттолкнули часового — ведь не стрелять же в своих, и сперва стали закидывать пленных камнями. А потом полезли в полуторку и сбросили их на руки осатаневших солдат. Их били, как в деревне бьют конокрадов. Не успели мы подбежать от хаты, как все уже было кончено. Хуже всех была эта девчонка.

17 января.Хлевиско. Взят в плен немецкий оргскомендант. Команда его разбежалась. Объяснялся с ним по — французски. По гражданской специальности он — пастор.

Поп с виду напоминал карикатурного пруссака: долговязый, с висячим носом, в негнущихся блестящих сапогах выше колена. Испуг его прошел быстро. Он попросил кофе и табаку и начал кейфовать. Он спросил, может ли сообщить жене через Красный Крест, что находится в плену.

— Конечно. Но не сразу, — ответил капитан Богомолов.

— Натюрлих, — согласился поп.