Перебирая наши даты

Сегодня приезжала из Таллина милая Элина Николаевна от эстонского радио. Говорил о терпимости. О ненасилии. О связи эстонских надежд с имперской перестройкой. Провал означает провал для всех. Кровавую диктатуру или кровавую междоусобицу.

1.12. Приехал Э. А. Шевелев, главный редактор «Авроры», с замечаниями (немногими и толковыми) по моей военной прозе.

Неприятный звонок ветерана из Таллина, где в «Рахва хяэль» интервью с непочтительной фразой о русском населении Эстонии. Конечно, я не думаю так обо всех русских в Эстонии. Но звучит обидно. Придется объясняться….

4.12. …Неприятная статейка в «Вечернем Таллине» с цитатой из меня.

Решил в связи с этим не ездить завтра в Таллин на сборище Фонда культуры, а заняться отписками.

Настроение испорчено….

7.12. Приезжало снимать меня эстонское ТВ. Сказал о недоразумении с «Рахва хяэль». Неприятно….

14.12. Утром Наташа читала мне про самозванца. Думаю про пьесу о самозванстве власти.

Вечером в горкоме малочисленное собрание русской интеллигенции, проведенное эстонцами без интереса и без желания контакта….

23.12. С Сашей и Наташей прибыли к 3 часам в Свердловский зал Больш. Кремл. дворца. Посадили в первый ряд рядом с Л. Я. Гинзбург и Чегодаевым. Речь Маркова, где он каждого из нас хвалит, вероятно внутренне чертыхаясь. Про меня сказал: «Стихи, не побоюсь сказать, классические». Осмелел!

Вызвали меня. Я кратко поблагодарил Маркова за добрые слова. Сказал в публику две фразы: «Не нам о себе судить. Сегодня нас наградили за то, что каждый оставался самим собой». Понравилось.

Премию получал и Влад Заманский. Поздравляли многие — Ненашев, Воронов, какие-то депутаты. Я, оказывается, их любимый поэт.

Небольшой банкет во Дворце съездов, куда пошел с Сашей. Поздравил художник Шмаринов.

Из Кремля привез меня на служебной машине Игорь Васильев, который много способствовал моей премии.

Это умный, порядочный, опытный чиновник от культуры. Ко мне у него осталось теплое чувство с ифлийских времен.

Говорил ему, что надо дать премию Тарковскому, пока не поздно.

Звонил по этому поводу Наташе Ивановой.

Дома Козаковы, Гердты, Лида Либединская, Саша с Леной, Гена, Наташа с Женей и Аней, Варвара, Лена Ганевская. Заходили Вигилянские. Звонил Гале….

1989

1.1. В ленинградской больнице.

Приходили Галя с Петрушей, Петя Горелик.

3.1. …По радио услышал о смерти и похоронах Даниэля.

Синявские на похороны опоздали.

Большое горе.

Юлика привел ко мне Андрей Синявский в самом начале 60–х — послушать стихи.

Даниэль мне сразу понравился. Оказалось, прошлую зиму мы прожили в Шереметьеве в соседних коттеджах.

Юлик был наделен умом, дарованием и обладал приятным нравом. Но главное его свойство — умение точно и безошибочно поступать, как будто без размышлений и колебаний, не вдаваясь в подробности, не мучась сомнениями. Это было нечто вроде абсолютного слуха на нравственный поступок. Я всегда прибегал к его советам по сомнительным вопросам. Он отвечал кратко и сразу: «Я бы так не сделал» или «Я бы сделал так». Это всегда было просто, убедительно и исполнимо.

Встречались мы в домах Ирины Глинки и Тимофеева.

Стихи его не казались мне талантливыми, но всегда были нравственно точны, как и его поступки и все поведение. Переводил он крепко. Из его прозы читал только «День открытых убийств» — вещь интересную, одну из первых читанных в «тамиздате». Слух о ней ходил по Москве еще до ареста Даниэля и Синявского. Помню, сюжет ее рассказывал мне Слуцкий, не подозревая, что Николай Аржак ходит совсем рядом.

Во время процесса Синявского и Даниэля я подписал письмо в их защиту.

О процессе хорошо знал от Д. Каминской. После лагеря в Опалиху Даниэля привез Якобсон. Юлик, кажется, не сразу понял значение их процесса в пробуждении сознания интеллигентов и в развязывании правозащитного движения.

В молодости он любил женщин. И общение с женщинами предпочитал любому делу. В женщинах энергию он часто принимал за ум. Нуждался в женщине энергичной и более прагматичной, чем он….

Не будучи человеком честолюбивым, он все же обладал некоторым литературным честолюбием, особенно по части стихов. После лагеря он переводил стихи под псевдонимом Петров. Делал и негритянскую работу. Под моим именем напечатана переведенная им поэма Кайсына Кулиева и «Уманские истории» Бажана, кроме «Богов Эллады», переведенных мной.

Когда жили в Опалихе, встречались часто, быстро подружились. Потом тоже встречались регулярно. Однажды осенью они с Ириной недели две жили в Пярну….

28.1. …Постоянное, нарастающее чувство тревоги, тяжкое после чтения газет и передач радио и телевидения. Перспективы темны и безрадостны. Может быть, так и должно с трудом вживаться в новое закосневшее общество? Но не треснет ли оно, не сломается от этих усилий? Не кончится ли простейшим, безответственным — кровью?

31.1. Говорил утром по телефону с Наумом Коржавиным, который живет сейчас у Сарновых. Голос его мало изменился. Да и сам он говорит, что все такой же. Другие тоже это подтверждают, хотя говорят, что от этого становится печально.

Прогрессивно — литературная Москва его бурно приветствует.