Читаем Перебирая наши даты полностью

Дети мешают нашей духовной практике, вернее, ее осуществлению. Но они — составная часть самоощущения, поэтому выкроить что-то без них, вырезать их из контекста нельзя. Это одно из противоречий, из трудностей. Без них легче, но нет духовной перспективы. С ними трудней, но перспектива объемна, конкретна, насыщена, значит, ближе к главному — к искусству.

14.3. Японское стихотворение: осязая плод, никогда не устаю грустить, что утрачен цветок.

15.3. Лень записывать то важное, что говорили о Бунине.

Бунин — правдознатец. Он знает правду гораздо лучше, чем Блок или Пастернак. Но те — праведники. Каждому свое время. Для Бунина Блок дурак по непониманию народа. Но ведь надо так не понимать! Так думать о народе, как о себе.

17.3. Быть пророком в своем отечестве может быть только политик. Иначе его нет. Поэт — вопиющий в пустыне. Отмени вопль и пустыню, останется пророк в своем отечестве.

То есть — «не поэт».

В скобках. (Все больные манией величия выдают себя за кого — ни- будь: за Цезаря, за Чайковского, за Пушкина. Бродский с самого начала выдает себя за Бродского. Он говорит: «Я Бродский». Ему не верят: «Да брось ты!»

Нормальный человек не может поверить, что Бродский — действительно Бродский. И вправду, может, это не так?)

Надо продолжать Ахматову, хотя это почти невозможно. Поэзия остановилась на стадии восхищения ею.

Мы говорили о трех типах ревности: прощает, убивает себя, убивает ее. Но есть промежуточные, смешанные типы, они чаще: прощая, убивает ее; убивая себя, прощает; убивая ее, убивает себя и так далее.

18.3. Ячитал где-то простейшую мысль, что в любви один из двоих любит больше.

Но что такое — больше?

Видимо, у любви есть два определения — сила и величина.

Тот, кто любит сильнее — то есть болезненнее, больнее, жгучее, мучительнее, — не обязательно любит больше. Любовь тем больше, чем больший объем личности втянут в ее круг.

Поэтому трудно сравнивать любовь Данте с любовью Вертера.

Любовь Данте — великая. Вертера — сильная. Вспомнить «Лотту в Веймаре».

Интересно, кто больше любит — Ромео или Джульетта?

Тому, кто катится в нравственную пропасть, похваляясь тем, что не может удержаться, надо сказать: «Катись!»

На него нет нравственного закона.

Гитлер говорил: «Не вижу никого, кто бы мог воспрепятствовать».

Если не препятствует нравственный закон — катись!

Интеллигентность — воспитанность чувств, значит, их укрощение душой и интеллектом. Укрощение кажется менее эффектным, чем распущение.

Стихия! Отдаться стихии!

А укротить стихию? Что прекрасней?

Анна Андреевна корила меня за пристрастие к сюжету. Яне вполне понимал — в чем дело. Теперь понимаю. Для нее сюжет — лишнее расстояние от дыхания до стиха.

19.3. Неотесанная душа обставлена грубыми необходимостями, поэтому стихийно стремится к свободе.

«Высокая душа и так свободна. Она болезненно проживает чужую несвободу» (Сахаров).

23.3. Мы слишком поспешно судим об отношениях Пушкина с Натальей Николаевной и о ней как о личности. Мы ничего не знаем (или мало) о нравственной стороне этих отношений, потому что эго явление развивающееся, а для развития было слишком мало времени.

Пушкин успел полюбить H. H. как физическое существо, а она и этого в Пушкине полюбить не успела.

Катаклизм с Дантесом мог быть поворотным пунктом их отношений, за ним следовал бы новый период, где возможны гри варианта:

1. H. H. развивается в духовное существо и становится ипостасью Пушкина или чем-то самостоятельным;

2. H. H. перерастает Пушкина духовно и духовнопорывает с ним (самый невероятный вариант);

3. H. H. не развивается, и Пушкин уходит от нее, разлюбив ее физическое существо.

Мы бессознательно разрабатываем один из трех вариантов (чаще всего в нашем литературоведении, кроме Ахматовой) — первый и неправомерно переносим гипотезу в реальный период отношений Пушкина и H. H.

24.3. Убеждения. Когда тебя в чем-то убедили. Понятия. Когда ты сам понял нечто.

Убеждения и понятия могут быть хорошие и дурные. Внешнее.

Нравственность — нутряное. Нрав.

Влюбленность, вожделение — многократны, потому накапливают опыт.

Любовь однократна, у нее нет опыта; поэтому она кажется неуправляемой.

29.3. По поводу Марка Соболя: биография дана, судьбу выбирают.

30.3. Личность— посредствующая инстанция между даром и миром.

2.4. Человек с характером не может быть глупым, потому что характер есть характер ума.

8.4. Бескорыстие — профессия интеллигента.

9.4. Свобода как осознанная необходимость. Это уже навязло в зубах. Свобода, скорее, — исключение необходимости из сферы познания и познание закона собственной жизни, сообразуя его с нравственным законом, который дан нам как божественное начало жизни.

В молитве частная воля осознает себя как часть всеобщей, вселенской воли и, может быть, как таковая может до некоторой степени изменять характер всеобщего явления воли, то есть быть результативной.

Преодоление одиночества посредством выделения из множества вовсе не предполагает духовного насыщения. Любое присоединение (к партии, к церкви и так далее) как конечная цель означает духовную коррупцию и неминуемо ведет к приобретательству.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука