Перебирая жизни

Виталик с самого детства рос слабым ребенком. Не в физическом плане. Нет. Просто человеком он был мягким, уступчивым и безынициативным. Жил так, как судьба положит. До тридцати не женился, так как был робок и застенчив. Но уже на четвертом десятке повстречал на своем пути женщину, которая и перевернула его жизнь.

— Лидия Тимофевна моя, — заплетающимся языком говорил Виталик, — постарше меня была на десять лет, но женщиной была со стальным характером. Она на пищекомбинате приемщицей работала, так и меня туда же пристроила. Зажили мы хорошо. Ремонт в квартирке сделали, мебели накупили, на море съездили. О детишках мечтали. Жена хоть и в возрасте была, а не сдавалась. По врачам стала ходить, чтобы, значит, забеременеть получилось.

И чудо свершилось. Лида родила. А когда дочке было полгода, Лида почувствовала себя плохо и, спустя какое-то время, вновь пошла к докторам. Там им с Виталиком был озвучен страшный диагноз — рак.

Виталик всхлипнул, вспоминая прошлое.

А дальше для Виталика начался ад. Лиде становилось всё хуже и, она за полгода слегла. На самого Виталика свалилась двойная ответственность. Мало того, что он вдруг из ведомого и опекаемого вдруг стал главой семьи, на его плечи легла ответственность за маленькую дочку и тяжелобольную жену. В начале ему, как могли, помогали соседи. Но, со временем и они стали заходить всё реже.

Через год жены не стало. И Виталик сломался. Запил он сразу и по-черному. Забывая о маленькой дочке, которую всё чаще стали забирать к себе всё те же соседи. Как и когда, по настоянию соседей, дочку забрала служба опеки, Виталик в пьяном угаре не помнил. А когда спохватился, то, подумав, махнул рукой, решив, что так, наверное, даже лучше.

— Вот и живу я теперь, как придется, — подытожил свою жизнь Виталик, — Где подадут, где нальют, где сам подсуечусь, бутылок пособираю. Вот только квартирка эта у меня и осталась. Как только электричество за неуплату не отключили, ума не приложу. Ну, слава Богу, хоть жить есть где. Пока… — вздохнул он.

Илья еле разлепил смыкающиеся веки и протянул:

— Да уж, судьба…

Потом добавил:

— Слышь, Виталик, у тебя есть, где прикорнуть?

— Конечно, — безрадостно отозвался Виталик, — Там, в комнате диван и тахта. Ложись куда хочешь.

Илья кивнул, поднялся и, шатаясь, побрел в комнату. Как завалился на что-то мягкое и тут же заснул, Илья уже и не помнил.

***

— Виталик! Эй, Виталик! А ну вставай, ханыга!

Илью кто-то бесцеремонно тряс за грудки, бил по щекам и пытался поднять. Вслед за этим в лицо ему плеснули холодной водой. Ничего не соображая, Илья подскочил, сел и уставился вперед. Голова раскалывалась так, будто бы он пил не один вечер, а целую вечность. И еще этот запах. Неужели от него?

Илья попытался сфокусировать взгляд. В комнате было темно. Лишь только свет из кухни позволял увидеть еле различимые силуэты. Рядом, на тахте, спиной к нему виднелась спящая мужская фигура. А над Ильей нависали два субъекта. Один тряс Илью, второй стоял чуть поодаль и, кажется, пытался что-то найти на стене. Щелкнул выключатель. Комната осветилась тусклым светом и, Илья смог разглядеть этих двоих. Тот, что стоял поодаль, был лет двадцати семи — тридцати. Высокий брюнет, в деловом синем костюме и надменной улыбкой на красивом лице. «Слишком смазлив для мужика» — подумал Илья. Затем Илья перевел взгляд на второго и ему стало не по себе. Этот тип был полной противоположностью своего напарника. Здоровенный, лысый детина, в темных джинсах и кожаной куртке. Его, глубоко посаженные глаза горели такой злобой, что казалось он ненавидит весь мир. Была ли эта маска устрашения для запугивания слабых, или эта свирепая рожа сопровождала бугая с самого рождения, Илья знать не хотел.

— Два дня за тобой гоняемся, урод! — орал в лицо Илье лысый, тряся за грудки, — Думал вечно бегать от нас будешь? А?

Собрав остатки мужества, Илья затараторил:

— Мужики, вы меня с кем-то путаете. Я не Виталик.

И сам удивился скрипучести своего голоса с просвистывающими звуками.

— Ага, — ухмыльнулся брюнет, — Как в микро-займе кредиты под залог квартиры набирать, то ты Виталик. А как их отдавать — то я — не я и лошадь не моя.

— А ну вставай, падла! — дернул его вверх бугай.

— Говорю же вам, я не Виталик, — кричал Илья тыкая за спину лысому, — Вон он, спит.

— Вот этот? — манерно поднял бровь брюнет, — А ну-ка, Боря, растолкай второго.

Лысый ухмыльнулся, отпихнул от себя Илью так, что тот опять плюхнулся на диван, развернулся к тахте и стал тормошить спящего. Тот промычал что-то невнятное и приподнялся. И тут у Ильи волосы зашевелились на голове. Проснувшийся мужчина, с копной каштановых волос, торчавших во все стороны, заспанным лицом и, с испугом переводящий взгляд с лысого на брюнета, был ни кто иной, как ОН САМ! Илья подался вперед, удостовериться, что зрение его не подводит. Нет, никакой ошибки. Испуганный, взъерошенный парень, который, казалось, вжался в тахту и не переставал испуганно моргать, был Ильей.

— Так ты утверждаешь, что это Виталик? — улыбнулся брюнет.