Перебиты, поломаны крылья

– Понимаю, этот Теплицын для тебя не чужой, но… – затягивая паузу, развел руками Георгий Савельевич. – Переведешь его в камеру, которую ведет Лыпарев.

– Новая камера, новые проблемы. А Теплицын в этой камере хорошо устроился.

– Ничего, ему встряска полезна.

– А это как сказать… Может, мы с Лыпаревым камерами махнемся?

– Тебе проблем не хватает? – удивленно посмотрел на Андрея начальник.

Ежу понятно, что если Лыпарев согласится на обмен, то отдаст ему самую проблемную камеру с массой таких же проблемных заключенных. И пройдет немало времени, прежде чем Андрей во всем разберется, а сколько нервных клеток сгорит! И все ради одного Теплицына?.. Нет, уж лучше передать Лыпареву его одного и с тем, чтобы тот пристроил его в камеру получше.

– Да нет, проблем-то как раз выше крыши… Хорошо, я передам Теплицына Лыпареву.

– Передавай. Вместе с двести четвертой камерой. А он тебе двести сорок первую передаст.

– Так там же одна сплошная блатота.

– Ну, не сплошная, но в сущности да, спецконтингент не сахарный. Лыпарев не справляется, а ты справишься…

– А может, не надо? – Андрей просительно глянул на Каракулева.

– Сам же хотел камерами махнуться, – с мрачной иронией в глазах усмехнулся тот.

– Уже не хочу.

– Хочешь не хочешь, а надо… Заметь, я тебя за язык не тянул…

На этом разговор был закончен. Андрей сдал в общем-то благополучную камеру и взамен получил целую гору проблем вкупе с их личными делами. Этот обмен поднял настроение Лыпареву, поэтому он легко согласился исполнить одну небольшую просьбу Андрея.

Глава семнадцатая

Казалось бы, что нужно хохлу для счастья – шмат сала, головка цибули и краюха хлеба. Богдан Парасюк располагал таким богатством, но этого ему было мало, чтобы чувствовать себя комфортно. И даже деньги, которые передала ему заботливая жена, не радовали его. А их было немало, почти две тысячи рублей, для тюрьмы – целое богатство. Их могли отобрать при обыске, но прапорщик на пункте досмотра проявил солидарность, не стал измываться над бывшим лейтенантом милиции.

Сейчас Богдана вели в камеру, где он должен был находиться в ожидании суда за взятку. Поскольку он был лейтенантом милиции, его должны были определить в специальную камеру для бывших сотрудников правоохранительных органов. Но чутье заунывно накаркивало гораздо более мрачную будущность. Богдан чувствовал, что его ведут в обычную камеру. И когда он окончательно в том убедился, застопорил ход и двумя руками вцепился в прутья разделительной решетки.

– Я дальше не пойду! Вы не имеете права! – ощущая, как леденеет от страха сердце, завопил он.

– Пошел! Не задерживай движения!

Богдан заметил, как конвоир вознес над плечом дубинку, в страхе зажмурил глаза. Но удар не последовал.

– Ты чего, малохольный, с ума сошел? – хмыкнул тот. – Думал, бить тебя будут? У нас не бьют. А это жезл гаишный, не узнал?.. Я сказал, не загромождай проезжую часть!

Конвоир снова замахнулся своим «гаишным жезлом», и Богдан понял, что если он не сдвинется с места, то ему будет больно. В страхе перед расправой он разжал руки и, понукаемый конвоиром, двинулся дальше.

В конце концов его подвели к железной двери с двумя проемами – с большим для раздачи пищи и маленьким для наблюдения.

– Стоять! Лицом к стене!.. – лязг железного засова, скрип несмазанных петель, стук, с которым дверь ударилась о блокиратор в полу. – Пошел!..

Парасюк оказался в просторной и, главное, не забитой до отказа камере. Несколько зэков за столом, одни пьют чай, другие играют в домино, на койках отдыхают другие арестанты. Тишина, спокойствие, порядок. Богдан облегченно вздохнул. Все-таки он попал в камеру для бывших сотрудников милиции.

В проходе между спинкой лежака и бетонным возвышением с вмурованным в него унитазом прямо на полу сидел какой-то паренек с веселыми глазами. Другие обитатели камеры как будто не заметили, что к ним пожаловал новичок, а этот приветливо улыбнулся, поднялся со своего места, подошел к Богдану.

– Старший лейтенант милиции Петухов, – представился он. И тут же поправился: – Бывший старший лейтенант…

– Лейтенант милиции Парасюк, – расплылся в улыбке Богдан. – Тоже, считай, бывший…

А он боялся, что попадет в камеру к отъявленным уголовникам. А здесь все свои.

– Давай знакомиться! – Петухов подал ему руку, и тот крепко ее пожал.

– Как у вас здесь? Нормально? – глядя на обитателей камеры, что сидели за столом, спросил Парасюк.

Ему не нравилось, что те не обращают на него внимания.

– Нормально, – кивнул Петухов.

– Не обижают?

– А это смотря кого. Меня обижают.

– Почему?

– Потому что всего лишь старший лейтенант, – удрученно вздохнул арестант.

– Всего лишь?

– Да. У нас тут полковники и генералы. А мы с тобой всего лишь лейтенанты…

– Полковники?! Генералы?!!

Только сейчас Парасюк почуял подвох. Арестанты за столом держались важно, выглядели внушительно, но ни один из них не был похож на полковника, не говоря уж о генералах. Во-первых, молоды они для этого, а во-вторых, не были они похожи на сотрудников милиции, закваска не та.