Адвокат ушел, Илья тут же попытался встать. Процесс сложный и без посторонней помощи достаточно трудоемкий. Но к нему тут же подскочил юркий паренек с безобидно-хитрыми глазками. Звали его Лесок, хотя ему больше бы подошла кличка Лисок.
– Брат, ну чего ты молчишь? – помогая ему подняться, бойко спросил он. – Ты только скажи, я завсегда!
Голос его отзванивал искренним участием, но взгляд был устремлен на баул с продуктами.
– А с этим расправиться поможешь? – усмехнулся Илья.
– Ну, ты только скажи. Для тебя, брат, все что угодно…
В сумке хватало деликатесов – колбаска, буженинка, сырок, прочая вкусная всячина. Еще бы бутылочку водочки ко всему этому да Кирилла в свою компанию…
В палату в сопровождении врача вошел новый пациент. Илья вздрогнул, когда узнал в нем Кирилла. Болезненно-бледный, осунувшийся, ноги еле держат исхудавшее тело. И тоскливо-безучастный взгляд. Илья помахал ему рукой, но тот никак на это не отреагировал.
Врач определил Кириллу койку, не дожидаясь, когда он заправит ее чистым бельем, вышел. А ждать бы пришлось долго. Кирилл едва держался на ногах, его тянуло присесть.
– Поможешь человеку? – спросил Илья у Леска и показал ему на свободное место подле себя.
– О чем вопрос? – спросил парень и вопросительно посмотрел на баул.
– Обедать будем, на всех распакую, – пообещал Илья.
– Понял!
Лесок взял едва живого Кирилла под руку, подвел к Илье, усадил его на шконку. А сам взялся заправить его постель. Это он зря – в палате хоть и нет корифеев преступного мира, но и здесь шнырей не уважают. Но за стол все равно пригласить придется.
– Здравствуй, брат!
Илья легонько толкнул Кирилла плечом.
– Здравствуй, братишка, – не глядя на него, вымученно улыбнулся тот.
– Узнал?
– Память еще не отшибло.
– А я только что о тебе думал. Мне дачку передали, там столько вкуснятины. Вечерком водочки можно взять…
– Ты как всегда в ажуре.
– Не про себя же думаю. Говорю же, про тебя вспомнил. Как только дачка пришла, так про тебя и подумал… Как там в карцере?
– Хреново. Поджелудочную так скрутило, что чуть не склеился. Сейчас вроде бы отпустило, но такой страшной ночи, как вчера, у меня еще не было…
– В больницу тебе надо.
– А я, по-твоему, где? – усмехнулся Кирилл.
– Это не больница, это издевательство над больными. Голова болит – аспирин, понос – аспирин, руку сломал – аспирин. Как в армии, только там антигриппин на все про все был…
– В Америке так же лечили. В конце девятнадцатого века у них в армии на все про все одно лекарство было – опий. От головы – опий, от поноса тоже опий. Оттуда и пошло название – солдатская болезнь, то есть наркомания. Пока поняли, что к опию привыкают, тысячи солдат на иглу сели… Я бы сейчас тоже не отказался от такого лечения.
– Нет, лучше водочка.
– Кстати, спасибо тебе, брат. Здорово ты меня выручил. Водку мне принесли, закуску… Ты настоящий друг… Да, ты-то чего на больничке делаешь? И что это за панцирь у тебя на груди?
– Гипсовые доспехи, не видишь, что ли?.. Пока тебя не было, к нам вор в законе заехал. Даже не апельсин, так себе, фрукт недозрелый, киви грузинский. Вадик на унитаз его загнал, орла из него делал. А потом его крестный пришел, тоже вор в законе, но этот настоящий… Вадика уже в камеру отправили, с гипсом на сломанной руке. А меня здесь держат… Был бы ты с нами, мы бы его самого на больничку отправили…
– А я что, по-твоему, Геракл? – усмехнулся Кирилл.
– Ну, не знаю. Сельдеца ты как отделал…
– Разозлился, потому и отделал.
– Ты проституток не любишь, – сам не зная зачем, сказал Илья.
Кирилл встрепенулся, как-то странно глянул на него.
– Не люблю… А за что их любить? Одна такая тварь мне жизнь сломала. Жил, работал, а эта… По второму кругу в зону пойду… А у меня мать больная, у нее, кроме меня, никого нет. Пенсия – кот наплакал, она ж без меня пропадет… Вот и скажи после этого, как я должен относиться к проституткам?
– Как?
– Да я бы их всех, этих сук… Своими бы руками…
Взгляд Кирилла занавесился мутной хмарью, но он тут же сам разогнал эти шалые тучи.
– Что-то ты не о том разговор завел, Илюха, – с осуждением сказал он.
– Да к слову пришлось.
– К слову дачка твоя придется, – улыбнулся через силу Кирилл. – Я в кандее оголодал. Что там у тебя?
Больничный рацион мало чем отличался от обычного тюремного пайка – та же помойная баланда и пустой чай. Разве что масло еще давали, но совсем чуть-чуть, только понюхать. Поэтому в этот день обитатели больничной палаты пренебрегли обедом и с позволения Ильи набросились на его посылку. Особенно жадно ел Кирилл: в карцере вообще жуть по этой части – только хлеб прокисший да вода с болотным душком. Он очень хотел есть, и его вовсе не смущал недавний приступ поджелудочной железы.
А ночью после отбоя в палату принесли три бутылки водки, купленной на деньги, которыми разжился Илья. И Кирилл не стал отказываться, хотя, казалось бы, с его поджелудочной он должен был воздержаться. Но нет, пил наравне со всеми, кого Илья подпустил к своей шконке.