Перед бурей

Неведомо для самих себя, как бы ощупью, наши "грызуны" набрели на практически более правильное решение, чем их поседевшие на подпольной работе старшие братья. Отправься они на работу тогда же, в 1903 году, они, быть может, растерялись бы, попав прямо на свежее пепелище после партийного пожара, и, обжегши себе пальцы, томились бы по гиблым местам ссылки. А позже, на рубеже 1904-1905 гг., они застали в России конъюнктуру, как нельзя более благоприятную. Два блестящих дела, фон Плеве и вел. кн. Сергея Александровича, взбудоражили всю страну; она вся была охвачена грандиозной кампанией демонстративных общественных петиций и протестов, торжественных банкетов и митингов. Именно в этот момент выход на политическую сцену целой группы образованных, хорошо спевшихся между собою и развивших свои способности, как ораторов и полемистов, молодых людей - дало максимум своего эффекта. Илья Фондаминский, выступавший под разными псевдонимами (особенно - Бунаков), прослыл "Непобедимым"; он известен был еще под кличкой "Лассаль", очень подходившей и к его внешности. Авксентьева (псевдоним - Серов) окрестили "Жоресом"; оба они не {215} только быстро выдвинулись, как первоклассные ораторы на больших народных митингах, но и приобрели опыт политического спора с златоустами профессорского и адвокатского закала из рядов либеральной партии.

"Бабушка" тем временем рвется в Россию, бунтует против медлительности революционных организаций, "бабушка" на крайнем левом крыле. Она вдохновляет группу "аграрников", будущих максималистов, находящих, что партийный террор чересчур "аристократичен" и поверхностно-политичен; они хотят спустить его в "низы" и разлить широким половодьем, дополнив его аграрным и фабричным террором. Но Центральный Комитет не соглашается утвердить переход всего боевого дела в руки слишком импровизированных "ревтроек", а на фабричный и аграрный террор накладывает категорический запрет. "Бабушка", скрепя сердце, подчиняется. Впрочем, вера во всякие организации у нее падает, и она проповедует личную вооруженную инициативу: "Иди и дерзай, не жди никакой указки, пожертвуй собой и уничтожь врага!". И каждую свою статью неизменно заканчивает одним и тем же двойным призывом: "В народ! К оружию!".

Своим неутомимым, кипучим темпераментом она предчувствует близость крупных событий и жаждет передать всем ту смелость революционного "дерзания", которая наполняет ее душу. Она совершенно наэлектризовала окружавшую ее и склонную к восторженности молодежь. Она вдохнула в них жажду открытой борьбы, жажду решительного революционного действия.

Тяжелее всех нас случавшиеся разногласия с молодежью отражались на Миноре. Молодежи скопилось заграницей вообще, а в Женеве в особенности, множество. Вскоре из нее выделился кружок, человек в 20-25, преимущественно рабочих из Западного края, особенно из Белостока, совершенно эмансипировавшихся от всякого влияния Осипа Соломоновича и постепенно совсем отдалившихся от него. Кружок скоро приобрел и своих лидеров. Это были: Евгений Лозинский (Устинов), претендовавший впоследствии на то, что он совершенно независимо от Махайского изобрел теорию непримиримого классового антагонизма рабочих с интеллигенцией, как монопольной обладательницей "умственного капитала"; семинарист Троицкий, впоследствии ставший, под псевдонимом {216} Тагина, одним из литературных лидеров "максимализма"; и ученик земледельческого училища М. И. Соколов, прославившийся через несколько лет, под кличкою "Медведь", участием в Московском восстании и организацией знаменитого взрыва Столыпинской дачи на Аптекарском острове. Группа эта, посвященная Лозинским в теории расцветавшего тогда во Франции "анархосиндикализма", увлекалась "максималистской" перспективой захвата в момент революции всех фабрик и заводов для передачи их в руки рабочих, а лучшим средством приблизить революцию считала "экспроприации" и экономический (аграрный и фабричный) террор.

В Женеве молодая группа, принявшая резолюцию Устинова, насчитывала 25 человек. Согласно этой резолюции, "на обязанности боевых дружин в деревне должны лежать организация и осуществление на местах аграрного и политического террора, в целях устрашения и дезорганизации всех непосредственных представителей и агентов современных господствующих классов". Резолюция требовала, чтобы партия решила: 1) "немедленно, сейчас же приступить к организации с этой целью возможно большего числа боевых дружин" и 2) "заполнить всю деревенскую Русь листками и прокламациями, призывающими сами крестьянские массы к повсеместной организации таких дружин". И т. д., и т. д.