Перед бурей

персонажа без определенных занятий и точно фиксирован

ных источников дохода. Одного из них я помню очень

хорошо. Это был некто Симонов, мужчина средних лет.

в очках, со стрижеными волосами, одетый в высокие сапоги

и серую блузу навыпуск, с кожаным поясом. Симонов был

недоучившийся студент, исключенный из университета в

связи с какими-то беспорядками. Он держал на Томской

улице небольшую лавочку письменных принадлежностей и

не столько продавал тетради и чернила, сколько занимал

рассуждениями на общественно-просветительные темы

своих немногих покупателей. Лавочка эта не приносила

Симонову ничего, кроме убытков, но он все-таки как-то

42

ухитрялся крутиться и лавочки не закрывал «исключитель

но, — как он говорил, — из идейных соображений». Омская

«интеллигенция» группировалась около местного географи

ческого общества, в котором военные топографы изредка

читали доклады о своих поездках по Сибири, а также около

местной газетки «Степной край», которая выходила два

раза в неделю и грозно требовала от «отцов города» по

стройки мостовых и мер по борьбе с бродячими собаками.

Нельзя сказать, чтобы духовная жизнь омских интелли

гентов била ключом. Но все-таки они старались хоть «пе

тушком, петушком» поспевать за веком. Выписывали «Бир¬

жевку»1 и по ней ориентировались в политических и

международных событиях. Устраивали совместные чтения

модных произведений модных авторов. Помню, как у нас

в доме читали и разбирали только что вышедшую тогда

«Крейцерову сонату» Л. Толстого. Дискуссии были очень

горячие, но все, в конце концов, пришли к выводу, что

Толстой — «барин» и «юродивый». Еще помню, что в дни

дела Дрейфуса весь омский интеллигентский кружок

сильно волновался и горячо симпатизировал Эмилю Золя

и Лабори2

и что в дни англо-бурской войны (1899—

1902 годы) он распевал бурский гимн и громко поносил

«к о в а р н у ю а н г л и ч а н к у ».

1

Так в просторечии называлась петербургская газета «Биржевые

ведомости» — либерально-бульварный орган, пользовавшийся в ТО

время популярностью среди провинциальной интеллигенции.

2

Альфред Дрейфус, офицер французского генерального штаба,

в 1895 году был осужден военным судом за выдачу важных военных

секретов Германии и пожизненно заключен на Чортовом острове во

французской Гвиане. С самого начала для многих было очевидно,

что процесс был подстроен реакционно-антисемитскими элементами

французского генералитета. Представители радикальной я социали

стической мысли во Франции, во главе с знаменитым писателем Эми

лем Золя, подняли большую кампанию с требованием пересмотра дела.

Верхушка армии, поддерживаемая всеми реакционными силами Фран

ции, бешено сопротивлялась. Началась длительная борьба, которая

постепенно переросла рамки дела Дрейфуса и превратилась в реши

тельный бой между прогрессивными и реакционными элементами

страны. Франция разделилась на два лагеря. Весь мир с напряжением

следил за исходом этого конфликта. Победу, в конце концов, одержали

прогрессивные силы, хотя далось это им с большим трудом: в сентябре

1899 года дело Дрейфуса было пересмотрено, но суд под давле

нием реакционных сил не решился оправдать Дрейфуса, а вновь признал

его виновным, но со «смягчающими вину обстоятельствами». Однако

десять дней спустя президент Лубэ «помиловал» Дрейфуса. Дрейфус

и его сторонники не удовлетворились этим и продолжали настаивать

на полном оправдании невинно пострадавшего. В результате в июле

43

Зимой интеллигенты (ходили на каток, устроенный близ

моста на льду реки Оми, а летом выезжали за город:

снимали у окрестных казахов юрты и ставили их группами

в так называемой «Загородной Роще» или около санитар

ной станции. Здесь все отдыхали, то есть спали по шест

надцати часов в сутки, устраивали пикники с выпивкой и

удили рыбу в Иртыше.

Хотя мой отец по своему служебному положению имел

все основания быть членом «первого сословия», однако

настроения и симпатии влекли его совсем в другую сторо

ну: с первых же дней своей жизни в Омске он, а еще

больше моя мать, вошли в группу местной «интеллигенции».

Таков был Омск времен моего детства.

5. РАННИЕ ГОДЫ

Когда я вспоминаю ранние годы своего детства, я чаще

всего вижу себя дома в своей комнате, за постройкой

игрушечных кораблей. Я не знаю, откуда ко мне пришло

это увлечение. По происхождению и условиям жизни я

всегда был и доныне остался существом вполне «сухопут

ным». Однако в те годы я буквально с ума сходил от моря

и всего, что относится к морю. Я любил картины, изобра

жавшие море, я любил корабли, плавно несущиеся на

своих надутых парусах по морским волнам, я любил книж

ки, рассказывавшие о далеких морских путешествиях и за

хватывающих душу морских приключениях. Я сам хотел

стать моряком и во сне даже не раз видел, как, будучи

командиром какого-то изумительного корабля, я совершаю

геройские поступки и открываю новые страны.

Все это страстное увлечение морем находило свое кон

кретное выражение в постройке игрушечных кораблей.

Я вечно возился с пилками, молотками, стамесками, план

ками, кусками жести, проволочками, винтиками и прочими

элементами детского судостроения. В моей комнате пол