Перед бурей

и с холодным раздражением заявил:

— Солдат бить не полагается.

Офицер пробовал возражать, но отец упорно стоял на

своем. В результате дипломатические отношения между

командиром партии и врачом оказались испорченными...

Да, тени набегали на ясное утро моих жизненных впе

чатлений. Набегали и заставляли задумываться.

Но одновременно сколько светлых, ярких, глубоких, не

забываемых переживаний врезалось в мою память и на

всегда в ней осталось!

Вот одно из них.

Наша партия разбила лагерь в зеленой ложбине меж

гор. К лагерю сошлись и сбежались окрестные жители.

Начинается обмен новостями, мнениями, продуктами. Стар

шина близлежащего селения по-военному представляется

командиру партии и отцу. Это мужчина лет за пятьдесят,

еще крепкий, сильный, с бронзовым цветом лица, с полу

седыми косматыми бровями и бородой. Ломая высокую

баранью шапку, которую мужчины носят здесь в самый

сильный зной, он рассказывает, между прочим, что вер

стах в двух от лагеря есть «чудесный колодец»: в нем

нет дна.

— Как нет дна? — изумляется отец.

Старшина почтительно склоняет голову и, точно изви

няясь за плохое поведение колодца, повторяет, что у ко

лодца так-таки нет дна. Видя наше недоверие, он предла

гает нам самим убедиться в справедливости его слов.

Небольшой компанией, человек в пять, идем к колодцу.

На маленькой песчаной площадке стоит почерневшая от

времени деревянная будочка. Входим внутрь. Перед нами

небольшой круглый водоем в три-четыре аршина в попе

речнике. Вода чистая, как хрусталь, и глубина ее, на пер

вый взгляд, не превышает двух аршин. На дне водоема

мелкий желтый песочек. Он кажется твердым, и невольно

тянет прыгнуть в воду и пощупать его ногой. Присматри

ваюсь внимательно и подозрительно ко дну—песок, как пе

сок. Ничего необыкновенного. Только, если уж очень при

стально смотреть, кажется, будто бы от центра песчаного

дна к периферии одна за другой прокатываются легкие,

едва уловимые песчаные волны. Но, может быть, это

только кажется?

59

— Вот и «чудесный колодец», — говорит старшина. —

Попробуйте бросить в него камень.

Я торопливо хватаю с земли небольшой осколок гальки

и бросаю в водоем. Осколок падает на дно и мгновенно

исчезает где-то в глубине, подо дном. Отец и командир

партии следуют моему примеру — результат получается

тот же.

— Принесите из лагеря веревки, — командует офицер.

Появляются веревки. Офицер приступает к промерам.

Одну веревку привязывают к другой, к концу подвешива

ют тяжелый камень, как грузило. Размахнулись и бросили,

Пятидесятисаженная веревка ушла под песочек водоема

и дна не достала. Старшина с удовлетворением смотрит

на колодец, который его не выдал, и убежденно прибав

ляет:

— Не родился еще человек, чтобы до дна достал! Этто

много сюды приезжало народов и пробовало, вот, как вы

же, да все бестолку.

Старик запирает деревянную будку, а мы возвращаемся

в лагерь, оживленно обсуждая только что виденную за

гадку природы...

Или еще. Мы ночуем у самого берега озера Балхаш.

Озеро огромное — верст четыреста в длину и от двадцати

до пятидесяти в ширину, точно огромная гусеница, вытя

нувшаяся с запада на восток. Теперь район озера Бал

хаш — крупный индустриальный центр, выросший по ма

новению волшебного жезла сталинских пятилеток. Тогда,

полвека назад, здесь была пустыня, и низкие берега озе

ра были покрыты густыми зарослями исполинского трост

ника, в которых водились кабаны и тигры. Глубокая ночь.

Лагерь спит здоровым, крепким сном. Часовые с трудом

преодолевают дремоту...

Вдруг ночную тьму резко разрывает грозно-могучий не

человеческий рык. Еще раз! Еще раз! Рык приближается.

Рык становится все громче, все страшнее. Это тигр.

Лагерь мгновенно оживает. Перепуганные новобранцы

вскакивают с постелей и начинают метаться между палат

ками. Им, омским, тобольским, тюменским парням, ни

когда не приходилось встречаться с тиграми. Волк, мед

ведь, росомаха — другое дело. Но тигр! Большинство из

них до сих пор о таком звере даже и не слыхало.

Я тоже просыпаюсь и в рубашке выскакиваю из палат

ки. Тигр? Где тигр? Ведь это так страшно и так захваты-

60

вающе интересно. А тигр между тем бродит в ночи где-то

тут, совсем близко. Его грозный рык, от которого душа

замирает, слышен то здесь, то там. Кто-то из солдат да

же утверждает, что он видел его собственными глазами

вот только что, вот в «эфтом самом месте».

— Зажечь костры! — приказывает командир партии.

Через минуту в разных концах лагеря вспыхивают огни.

Еще мгновение — и они вспрыгивают длинными языками к

небу, бросая красные отсветы кругом. Тигровый рык вновь

прорезает воздух, но уже слабее, чем раньше. Еще и еще.

Но слышно, что звуки не приближаются, а удаляются.

Тигр увидал огни. Тигр уходит в камыши. Встревоженный

лагерь понемногу успокаивается и затихает...

Или еще. Дневка в Сергиополе. Нашу партию встречает

начальник местной команды штабс-капитан Крутиков. О н —

высокий блондин с голубыми глазами. На вид ему лет сорок.

Крутиков держится прямо, по-военному, движения его

точны и энергичны. Но на лице, как-то не совсем гармо

нируя с внешностью и выправкой, лежит печать мысли и

раздумья. Крутиков имеет репутацию хорошего офицера,