Перед бурей

— Ох, поверь же мне, поверь мне хоть в этом слове, — забросила она свои белые руки и сжала ими пылавшую голову. — Какую муку вынесла я, когда узнала, что ты на Запорожье ушел! Слов нет рассказать тебе, сколько тяжких слез пролила я!.. Я думками за тобой всюду летала, я от тоски извелась... Ох, Михасю, Михасю! Когда бы не люди, которых ко мне приставил батько, я бы давно нашла свою смерть!

— И нашла вместо нее мужа! Ха-ха-ха! — разразился глухим смехом Чарнота. — Что ж это, пани, от слез или от тоски?

— Не своей волей, что ж было делать мне? Меня принудил батько.

— Покорная, слухняная дочка. Коханца утеряла и замуж за старого магната пошла для батька! — крикнул Чарнота яростно. — А знаешь ли ты, — заговорил он вдруг задыхающимся, безумным шепотом, хватая ее руку и сжимая до боли. — Знаешь ли ты, что делают наши дивчата, когда их против воли тянут в панский покой? Знаешь ли ты, что делают они потом с собой? Под лозы в тихий омут, аркан на шею. А ты? — оттолкнул он ее с силою. — Ну, что ж не спешишь к старому мужу?

Виктория гордо выпрямилась, в глазах ее блеснул оскорбленный огонь и, отступивши назад, она заговорила твердо и смело:

— Что ж, и вышла. Да, своею волей пошла! Когда у человека отнимут любовь, остается еще одна страсть, сильная и могучая, как и она! Жажда власти! Тебе ли не знать ее? Да, я вышла за старого магната, вышла для того, чтобы иметь власть и силу, чтобы отомстить им всем за то унижение и бессилие, которое я несла до сих пор! — и на щеках Виктории вспыхнул горячий румянец. — Теперь я сильна и свободна! Жизнь свою продала я мужу, но сердце не продам никому!

Чарнота молчал, не отрывая глаз от Виктории. Два разнородные чувства боролись мучительно в нем: презрение, ненависть и непобедимый восторг перед этою смелою, дерзкою красотой. Несколько раз он бросал беглый взгляд в высокое окно, из которого видно было въездную башню и красный фонарь, но что-то могучее и бурное уже овладевало безраздельно его мыслями, отуманивая и память, и мозг.

— Не бойся, Михайло! Любви твоей я не требую! — продолжала еще горячее Виктория. — Одно только говорю тебе: я любила тебя, люблю и не перестану любить!

—

Втайне от магната, чтоб не узнали паны? — стиснул зубы Чарнота.

— Что муж? Что панство? Да я не боюсь всему миру сказать... Тебя люблю, тебя одного, — почти шептала она, протягивая к нему руки.

— Годи, пани! — отступил еще раз Чарнота, чувствуя, что теряет волю над собой, но было уже поздно.

Охватило козака полуденным зноем, обвились вокруг его шеи руки Виктории.

— Желанный мой, коханый мой, не мучь, не мучь меня больше, — шептала она, прижимаясь к его лицу пылающими щеками. — Ты любишь, ты любишь меня! Ведь любивши так, невозможно забыть. О нет, довольно, не отстраняй меня, не хмурь бровей, зачем отталкивать свое счастье? Сегодня наш рай, а кто знает, что принесет нам завтрашний день?

— Оставь, пусти! — слабо уже вырывался Чарнота, но белые цепкие руки охватили его шею еще страстнее, и гибкое тело Виктории прильнуло еще горячее к его груди.

— Забудь, забудь все на свете, — продолжал молодой опьяняющий голос. — Ты первый, ты и последний. В моем сердце не было и не будет другой любви. Смотри, вот уходит тихая ночь, там настанет шумное утро... Ах, день несет с собою так много зол и хлопот! Михасю, быть может, это единая мыть счастья, которая блеснула нам за всю нашу жизнь? О милый, ненаглядный, коханый мой! — закинула она свою огненную головку. — Хоть взгляни ж на меня ласковым оком. Неужели в твоем сердце нет ни жалости, ни ласки? — и на глазах ее блеснули слезы. — Смотри, я люблю тебя, я умираю от любви!

— Виктория, — произнес страстно Чарнота, — да пропадай же пропадом все! — и он покрыл ее всю порывистыми, жгучими поцелуями... — Ах, что я? Пусти! — рванулся Чарнота, приходя наконец в себя, но безумные объятия Виктории гипнотизировали его волю.

— Ты опять? — отстранила она головку от его груди и, глянувши ему в глаза, с бесконечно нежною улыбкой прошептала тихо: — Да разве ты не видишь, жизнь моя, счастье, что теперь ты моя жизнь... один, один... в тебе мое дыханье!

—

А муж?

— О нет!.. Ты — мой муж, ты — мой коханый! — воскликнула горячо Виктория, изгибаясь, как кошка, и ища жадными устами лобзаний.

Несколько минут козак молчал, тяжело дыша; грудь высоко подымалась, казалось, что в нем происходила последняя мучительная борьба. Наконец он заговорил клокочущим, рвущимся голосом:

— Виктория, Виктория! Я все забываю... я верю тебе... Что обманывать? Люблю тебя без ума, без души. Но если ты меня любишь, уйдем отсюда... от мужа, от панства навсегда, навсегда... Ты знаешь какой-то лаз, уйдем со мной... вверься мне! Я буду любить тебя, как только возможно любить человеку. Я окружу тебя роскошью, негой, я ветру на тебя дохнуть не дам... От огня солнца укрою. Уйдем, Виктория, скорее! — сжимал он ее порывисто в своих объя­тиях. — Будь мне верной и честной дружиной на всю жизнь, на всю жизнь!

— Бог мой! Счастье мое! Утеха моя! — охватила его голову Виктория и прижалась к его горячим устам.