Перед бурей (СИ)

Мысленно выругался. Что толку прикидываться, по-старому именовать родину, которая давно уже стала частью империи… что, кажется, пошло ей только на пользу. Юноша оглянулся к Мечте, отсюда не видно, но там сидят живые примеры того, что могло бы быть с Радоном, не войди он в состав Каррионы. Разрозненность, междоусобицы, банды разбойников… Может быть, самому Алеку, наследнику чего-то там, — юноша не вполне ясно представлял, чего именно, — пришлось бы ещё, как этому ришу, собирать земли, приводить к покорности малые племена и роды, выслеживать и вешать бандитов… Он ощутил к молодому ришу сочувствие и симпатию.

Жемчуг коротко поведала, что ей от него нужно. Алек задумался. Ретромотив он давненько не практиковал, просто потому, что во время "погружения в прошлое" внимание притягивается к событиям с сильной эмоциональной окраской, — как, собственно, обычно бывает и с обычной памятью. А таковые события в основном были невесёлыми, их вспоминать не хотелось.

— Ладно, — неохотно сказал он. — Если это так важно, я попробую…

И уселся на пятки прямо в круге, положив руки на колени. Взгляд Алека остекленел, дыхание стало редким и поверхностным. Найдя на временной линии нужный отрезок, Алек позволил ему притянуть себя.

Ретромотив. Александр Дораж

Хриплый вопль, из-под груды тел воздвигается окровавленный человек, вскидывает трубку громобоя…

Макшем, казалось, реагирует раньше, чем остальные успевают обернуться, он бросается вперёд, рвётся изо всех сил… Один берич оказался на пути и полетел изломанной куклой, второго Макс разрубил мало не пополам, вместе с доспехом, его меч застрял, некогда выдёргивать…

Он не успевает. Алек уже видит в вероятностях смерть Кати, но тут друг прыгает и подставляет ладоньпод пулю.

Линии Узора звенят, сплетаются в ткань, способную противостоять огню и летящему металлу. Вспышка, грохот. Макшем падает. Кати страшно кричит.

Израненный берич валится, он уже умирает, убитый запредельным усилием, и короткий удар меча подоспевшего Алека вовсе не к чему.

Он вздохнул, вырываясь из плена воспоминаний.

— Тот стрелок был весь в крови, ничего не разглядеть. Вот разве что… те двое, — Алек достал нож и кончиком лезвия принялся черкать на утоптанной земле круга. Все изучили получившийся рисунок и уставились на Марута.

Бывший берич покачал головой. Забрал у Алека кинжал и дополнил ромбы, складывающиеся в стилизованное изображение копыта, какой-то рогатой закорючкой.

— Не Лоси. Болотные Быки.

— Точно, — прошептал Алек. — На кафтане того стрелка я видел такой знак!..

— А ведь складывается, — задумчиво сказала Жемчуг. — Насколько я помню, прошлый риш Быков погиб в бою, рядом с Орлом. А потом их племя откочевало вглубь болот. Быки и слышать не хотят о союзе и не общаются с "отступниками". Они вполне могут… Ришу надо это узнать.

Конечно, мальчишка вряд ли скажет что-нибудь умное. Уж кому на самом деле надо знать, так это Эшвану.

Джонатам вполголоса заговорил с Жемчуг об этой странной истории, Алек слушал и жалел, что уже нет времени сходить вместе со всеми на болота, поискать дерзких налётчиков, Быки они там или ещё какие-нибудь Тролли. Не сегодня завтра отъезд, сборы в самом разгаре, повозки почти закончены.

Он вздохнул и мысленно пообещал себе, что в Каррионе будет смотреть в оба. Возможно, то, что происходит здесь, лишь часть чего то большего, и тогда обязательно найдёт отклик в империи.

— В империи творятся странные события, — задумчиво сказала Бета. — Война эта непонятная, конфликты на периферии, слухи о новых законах… И теперь ещё нападение.

Остальные никак не прокомментировали сказанное. Тания продолжала щёлкать бусинами заклинательных чёток. Патэ Ирек сидел, развалясь в кресле и, казалось, дремал, но полузакрытые веки быстро двигались. Алеф крутил в руках пустой кубок.

На столе валялись позабытые листы кард и стопки оловянных фишек, стояла бутылка вина. Люди изредка перебрасывались короткими односложными репликами, и снова воцарялось мрачное молчание.

Дикарка сидела в уголке около колыбели, тихо, как мышка, погрузившись в странное оцепенение. Не хотелось двигаться, думать, вспоминать. Девочка поморгала, вытерла глаза — сухие.

Плакать не получалось. Она мало знала Дорна, четвёртого в команде пластунов. Сейчас вспоминались только руки, обманчиво-нескладные, ловкие с оружием. Да глуховатый голос, отрывисто, как бы нехотя объясняющий приёмы. Его руки были выразительней, красноречивей. Дорн, как и все прочие, учил её чему-то — а теперь его знания ушли вместе с ним.

Она посмотрела на мирно сопящих детей в колыбели. Жизнь прервалась — жизнь продолжается…

Во время нападения погибли многие. Дикарка покосилась на Танию, девушка пыталась помочь всем раненым, пока не истощила себя. Даже сейчас в неверном свете спиртовых ламп видны тени под глазами. Нервные суетливые движения пальцев, перебирающих бусины, скорбно опущенные уголки губ. Целительница… всё никак не может просить себе то, в чём не виновата. Люди иногда умирают.