Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война

На все мои вопросы: будет ли война? каковы требования Сербии? и пр., г. Новакович отвечал округленными условностями, в хорошем, несколько старомодном дипломатическом стиле, на весьма недурном русском языке, неизменно каждый раз добавляя: лучше всего это, разумеется, известно правительству; только правительство может оценить положение в его целом; что касается меня, как частного лица, то я полагал бы… Говоря о международном положении, Новакович тщательно избегал называть по имени те державы, о которых отзывался без симпатии. «Что касается неблагоприятных для нас намерений нашего могущественного соседа с северной стороны, то я полагал бы»… Какая огромная разница с Николой Пашичем! Этот тоже немногословен, и определенно выражать свои мысли – совсем не входит в число его политических добродетелей. Но уклончивость и неуловимость Пашича имеют чисто деловой характер. Он всегда что-либо определенное скрывает от вас или вводит вас в заблуждение. В этой стариковской хитрости, в этом на вид простоватом «себе на уме» есть что-то глубоко плебейское. Из-за дипломата всегда выглядывает старый демагог, который восстановлял массы против монархии и опрокидывал королей. Условности же Новаковича имеют скорее «художественный» характер. Это – стиль. Стиль консервативно-бюрократического политика, который воспитался в уверенности, что история делается при дворах, и который умел сохранить внешнюю корректность и даже нравственную опрятность, служа милановскому режиму, целиком основанному на произволе и расхищении народного достояния.

В 1883 году произошла в Сербии великая «зайчарска буна» (бунт),[63] вызванная непосредственной попыткой милановского правительства обезоружить народ. Восстание развернулось в Западной Сербии, на родине Пашича. Волнения были жестоко подавлены, многие вожди казнены. К смертной казни были, между прочим, приговорены Андра Николич, нынешний председатель скупщины, и Раша Милошевич, теперь директор государственных монополий, переводчик Маркса и нашего Зибера. Никола Пашич в самом начале восстания бежал через Венгрию в Болгарию и был заочно приговорен к смертной казни. В следующем, 1884 году Новакович стал милановским министром внутренних дел. А теперь вот Пашич делегирует Новаковича в Лондон для ведения мирных переговоров!

После победы над зайчарской буной почва еще сильнее нагрелась под ногами Милана. Как многие люди его профессии, Милан попытался поднять свои шансы при помощи войны. Но, как всегда бывает в таких случаях, он потерпел жестокое поражение со стороны Болгарии в 1885 году.[64] Запуганный до последней степени радикальной партией, Милан сделал попытку бежать из страны, но был задержан своим министром-президентом Милютином Гарашаниным, который приостановил на несколько дней железнодорожное движение во всей Сербии. Сочетание кровавой трагедии и оперетки создавало физиономию деспотического режима Милана, как и позже – его сына Александра. После сербско-болгарской войны Милан продержался при помощи диких репрессий еще два года, затем вынужден был отречься в пользу сына. Этот последний, лишенный несомненных дарований отца, но унаследовавший его деспотическое сумасбродство, печально закончил свою карьеру в 1903 году. Отныне полем уже безраздельно владеют радикалы. Партия Новаковича со сменой династии и режима переходит в оппозицию.