Перед историческим рубежом. Политическая хроника

Народовцы – партия польской земельной и промышленной буржуазии. По своему классовому облику они ближе всего к октябристам. Национальный радикализм всегда был только оболочкой их социального консерватизма. Представители консервативного капитала, клерикалы и антисемиты у себя дома, они в Таврическом дворце выступают с гримом демократической оппозиции на лице. Во второй Думе они даже требуют для себя мест на крайней левой. В центре всеобщего внимания стояла в то время радикальная аграрная реформа. Народовцы были ей глубоко враждебны, но считали возможным делать гримасу симпатии. «Мы можем, – говорил в первой Думе г. Парчевский, – не разделять эти взгляды (на общинное землевладение, принудительное отчуждение, национализацию и пр.), но мы должны уважать их, потому что они обоснованы всей народной жизнью» (Стеногр. отч., стр. 980). «Мы должны уважать их» – в применении к коренной России. Что касается социальных отношений Польши, то мы требуем от вас одного: автономии. В пределах автономной Польши мы устроимся сами. Таков был смысл поведения народовских депутатов в первых двух Думах. Насилуя свою консервативную природу, они симулировали радикальную оппозицию, ходатайствуя, в свою очередь, о невмешательстве в имущественные отношения Польши. Они действовали, как искусные посланники (или ходатаи) Польши, т.-е. ее имущих классов, отнюдь не как ответственные члены представительного учреждения «Великой России». В этом последнем виде они получили возможность выступить только в Думе 3 июня. Русская демократия не сумела обеспечить за ними автономию, – народовцы сочли поэтому своевременным сбросить с себя радикально-национальную оболочку, и всю свою социальную реакционность, которая должна была развернуться лишь в стенах польского сейма, им пришлось перевести на язык законодательства третьей Думы.

– Мы должны уважать общину, – говорил оратор народовцев первого призыва, – ибо она обоснована всей народной жизнью.

А народовцы третьего призыва, не задумавшись, голосовали за закон 9 ноября. Свое «уважение» к народной жизни они запечатлели принятием первой статьи закона, автоматически упраздняющей десятки тысяч общин.

В первой Думе они были польскими ходатаями, которым нет дела до аграрных порядков на русском черноземе. В третьей Думе они уже депутаты – государственники, которые совместно с «коренными» людьми 3 июня расчищают общегосударственный рынок для русского и польского капитала.

Если, таким образом, «метаморфоза» народовцев не заключает в себе ничего неожиданного, то это еще не делает ее, однако, более привлекательной. Не идеология управляет поведением партий, а социальные интересы. Но и идеология имеет свои права. Даже политическая эстетика не может быть безнаказанно игнорируема. Ликвидировать стеснительные традиции нужно в разумной постепенности и с соблюдением… приличий. Иначе легко продешевить. Ибо чрезмерная поспешность редко вызывает полноценную благодарность.

«Киевская Мысль» N 39, 8 февраля 1909 года.

Л. Троцкий. ИМПЕРСКИЕ ЗАГОВОРЩИКИ И ФИНЛЯНДИЯ

Они долго ждали, палачи! Только теперь, к четвертой годовщине великого октябрьского восстания 1905 г., давшего свободу Финляндии, они открыли кампанию, – но зато уж с явным намерением довести свою работу до конца.

Финляндские дела целиком переданы в руки столыпинского министерства. Попирая основные законы страны, царь росчерком пера облагает Финляндию данью на военные расходы. На место вышедших в отставку финляндских сенаторов он назначает своих собственных приказчиков из неистощимого запаса бюрократических проходимцев. Царское министерство путей сообщения протягивает свою лапу к финляндским железным дорогам. Решения второго сейма[208], особенно те, что приняты под давлением социал-демократии в интересах неимущих классов (о высших курсах для рабочих, о бесплатных завтраках для бедных учеников и пр.), оставляются «без последствий». Наконец, самодержавные заговорщики спешно готовятся оторвать от Финляндии Выборгскую губернию и превратить ее в русскую сатрапию.

И в то время как совокупным действием всех этих мер народ неотвратимо толкается на путь революционного отпора, петербургское правительство наполняет Финляндию провокаторами, распускающими слухи о готовящемся восстании, и изловчается сразу перебросить на финляндскую землю, которая по количеству населения уступает Киевской губернии, соединенную силу своей пехоты, кавалерии и артиллерии. Открыто, на глазах всего мира, оно точит топор военного положения.

В этой дьявольской работе правительство не одиноко. За спиной его стоят крупное землевладение и крупный капитал: ведь дело идет о звонком чистогане «национальных» интересов.