Перед историческим рубежом. Политическая хроника

«Finis Finlandiae!» Конец Финляндии! возгласил Пуришкевич после того, как Дума залпом приняла столыпинский законопроект. Но гороховый шут солгал. Голосование Думы, как и голосование Государственного Совета, как и царское «быть по сему» еще не решают судьбы Финляндии и не определяют ее конца. Финляндский вопрос остается отныне открытой раной третьеиюньского режима. Начинать военные действия против Финляндии у правительства сейчас отваги нет. Оно готово было бы временно удовлетвориться «принципиальной» победой. Но дальше события будут разворачиваться независимо от степени его отваги и от его желаний. За спиной Столыпина стоят его думские и внедумские друзья, которые требуют аккордной платы. Но на пути имперских захватов стоит организованная финляндская конституция. Ее нужно либо согнуть, либо сломить. Стоит сейму уступить в малом, натиск реакции немедленно усилится, и скоро будет достигнута та черта, за которою даже для буржуазных партий сейма уступок нет и быть не может. Вся общественная жизнь Финляндии будет стоять под знаком неизбежно надвигающегося открытого столкновения. Атмосфера тревоги будет все более сгущаться над трехмиллионным населением, сильным своей организованностью и опытом политической борьбы. В этой обстановке либеральным лозунгам так называемого «благоразумия» и «мудрой уступчивости» отклика в массах не найти. Зато социал-демократия, не боящаяся смотреть правде в глаза, естественно превратится в действительную и бесспорную представительницу финляндского народа. Во главу угла своей агитации она ставит идею неразрывной связи интересов финляндской свободы с революционным движением в России. Так пред лицом своей страны финляндская социал-демократия берет на себя ответственность за политику российского пролетариата.

Но тем самым усугубляется наша ответственность перед финляндской социал-демократией. Мы упустили много времени. Мы слишком мало говорили рабочим массам о всероссийском значении финляндского вопроса, о кровной связи его с их повседневными интересами. Упущенное необходимо наверстать. Чем полнее и шире мы осветим работу имперских заговорщиков пред последним судьей, народом, тем скорее финляндская авантюра, – по замыслу «конец Финляндии», – станет началом конца для самих имперских заговорщиков.

«Правда» N 14, 7 июля (24 июня) 1910 г.

III. Подъем

1. Начало подъема

Л. Троцкий. В ОЖИДАНИИ ПРОМЫШЛЕННОГО ПОДЪЕМА

Заштатные будочники, что пишут в столыпинской «России», утверждают, будто для «освободителей» нет ничего страшнее, как начавшееся экономическое оживление. Вздор! Экономический подъем не спасет реакции. Наоборот: он подготовит условия революционного подъема[218].

I. Конец десятилетнему кризису?

Почти без перерывов длится в России жестокий промышленный кризис вот уже десять лет: с осени 1899 года! Он начался тогда под влиянием общеевропейского перепроизводства. Но уже в 1903 году Европа начала оправляться от кризиса. По ее следам и Россия готовилась вступить в новый период промышленного оживления. Но разразилась война с Японией и внесла страшное замешательство во все национальное хозяйство. За войной – революция. За революцией – контрреволюция. Революция имела своей задачей – поднять благосостояние народных масс, расширить внутренний рынок и таким образом создать условия для могущественного развития производительных сил. Но сама революция, объединявшая в стачечных восстаниях миллионы рабочих, неизбежно дезорганизовала производство. Еще несравненно тяжелее отозвалась на хозяйственных отношениях контрреволюция – погромы, карательные экспедиции, сожжение деревень, разрушение городов… К 1907 г. контрреволюция оказалась уже победительницей по всей линии, – наступил так называемый порядок. Рабочие с еще незажившими рубцами оказались снова заперты в фабричные казармы… Между тем все запасы подобрались. Цены на товары стояли крайне высокие. Условия для нового промышленного подъема были налицо – кроме одного: денежного капитала. Русская промышленность питается капиталами Западной Европы, – и каждый промышленный подъем у нас начинается с притока европейского золота. Но в 1907 году, когда обессиленная и истощенная Россия особенно нуждалась в европейских деньгах, промышленный подъем в Европе и Америке достиг уже апогея, все наличные капиталы были вовлечены в оборот, деньги страшно вздорожали, а в октябре 1907 года уже разразился форменный денежный кризис – сперва в Америке, затем в Европе. При таком положении дел о притоке европейских капиталов в русскую промышленность не могло быть и речи. Европа сама днем с огнем искала свободных денег.

Таким образом: сперва внешняя и внутренняя война не дали России воспользоваться мировым промышленным подъемом. А с 1907 г. мировой финансовый кризис не дал русскому капиталу использовать наступившее успокоение. И в обоих случаях расплачивался пролетариат.