Перед историческим рубежом. Политическая хроника

Немецкий Бисмарк говорил фактами: «Мы вам дали Шлезвиг и Голштинию, победы Кениггреца и Садовой, Меца и Седана, мы вам дали Эльзас и Лотарингию, мы привезли вам в вагонах 5 миллиардов франков золота, мы показали, что силен наш бронированный кулак, который служит вашим интересам!»

А что могли бы сказать безнадежные кандидаты в русские Бисмарки?

Немецкий Бисмарк говорил фактами: «Мы вам создали кровью и железом единую Германию и, не испугавшись плагиата у демократии, мы скрепили государственный фундамент всеобщим голосованием народа».

Ну, а наши что могли бы сказать? «Отечества мы, конечно, не объединили. Зато мы воссоединили Холмскую губернию и в который раз воссоединяем Финляндию. Всеобщего избирательного права мы не дали, зато дали закон 3 июня. И разве, наконец, процесс Бейлиса не подводит итога всем политическим и культурным заслугам нашим?»

Или, может быть, политики «своих средствий» скажут: «Да, за Бисмарками нашей реакции заслуг немного. Но для того-то мы и хотим перекраситься в национальную партию, чтобы толкнуть их на путь реформ. Если мы станем национальнее, то, может быть, бюрократия станет – тае, тае – либеральнее»…

Да разве же эта политика не была испробована? Разве не на ней строили октябристы все свои расчеты? И разве они не просчитались самым постыдным образом?

– Да, но ведь октябристы при этом почти начисто отказывались от либеральной программы?

Совершенно верно, но разве этот отказ отвратил от них ухо властей? А затем, сами кадеты, – ведь и их расчеты опирались на национальное сотрудничество с правительством 3 июня в области внешней политики: неославянская полоса, роман с Извольским, неофициальные дипломатические поручения Милюкова, поддержка кадетами Сазонова, – разве это все не было уже проделано? И разве все это принесло что-нибудь, кроме… огорчения?

Какое же такое новое слово могла бы сказать национально-либеральная партия? Мирнообновленцы, прогрессисты, правые кадеты, левые октябристы или национал-либералы – bonnet blanc или blanc bonnet, – как ни называйте, но от этого переименования не отворятся старые затворы.

«Киевская Мысль» N 285, 15 октября 1913 г.

Л. Троцкий. КАК ОЗДОРОВИТЬ ВЛАСТЬ?

Петр Струве нашел выход из политических затруднений: нужно оздоровить власть. Эта задача совсем не так маловажна, как может показаться иным поверхностным умам. Власть, знаете ли, играет довольно-таки значительную роль в обиходе нашей жизни. Если даже оставить в стороне чисто-трансцендентальное значение власти, как живого выражения вечной идеи общественного порядка, а подойти к делу с эмпирической точки зрения обывательского шиворота, то и тогда нельзя в конце концов не присоединиться к основной мысли г. Струве, что власть есть очень-очень серьезное обстоятельство. Многое, очень многое зависит от власти: подати, например, налоги, законы, война и мир, – а для обывателя, согласитесь, вовсе не безразлично – хрипеть ли с перерезанным горлом на поле брани или мирно обнимать свое семейство. Нет, нет, Струве безусловно прав, и на этом примере мы снова видим огромное значение гносеологической критики в деле отыскивания политических истин.

А раз так, раз государственная власть играет в нашей жизни немаловажную роль, то ясно, что все мы заинтересованы в том, чтобы власть у нас была здоровая. В самом деле: здоровая власть имеет огромные преимущества над нездоровой властью. Примеров тому и доказательств – тьма. Нездоровая власть пристрастна, репрессивна, неправосудна, нездоровая власть даже взятки берет с обывателя. Хорошо ли это? Нет, не хорошо. А между тем, – утверждает г. Струве, – наша власть есть именно нездоровая власть. «Необъединенность так называемого объединенного правительства». «Нелепая двойственная позиция». «Борьба с местным самоуправлением». «Никогда, даже в самые мрачные дореформенные времена, губернаторская власть… не была так органически больна, как в наше время»…^{63}. Да что такое и вообще наша местная власть? «Политическая партия, – отвечает г. Струве, – вооруженная полицейскими полномочиями, т.-е. нечто, до последней степени нездоровое». Вот! Из этого-то печальнейшего положения вытекает «проблема власти». Больную власть необходимо – оздоровить!

Чтоб облегчить разрешение этой задачи, Струве углубляет свой диагноз. Центр тяжести всего вопроса, по его мнению, не в самой бюрократии, а в так называемом «объединенном дворянстве». Он печатает курсивом: «Седалище современной реакции находится вне бюрократии, как таковой». Не решаемся судить, вполне ли оправдывается с «гносеологической» точки зрения приравнение дворянства к седалищу. Если оправдывается, стало быть, бюрократия загнивает с седалища, как рыба с хвоста. И от обоих при этом исходит скверный «дух». Это тоже не наше слово, а из государственного диагноза г. Струве. «Важен дух власти, – разъясняет он, – исходящий от высших ее представителей. Этот дух должен во всех областях стать иным».