Между тем крупно-капиталистические элементы буржуазии теснейшим образом связаны с бюджетом – через посредство банков. В нашей хозяйственной жизни банки играют могущественную роль. Государственный банк является банком для банков. От бюджета, от состояния государственного кредита, от политики министерства финансов зависит в очень большой степени торгово-промышленная конъюнктура{65}
. Самое образование октябристской партии состояло в непосредственной зависимости от кредитной политики государственного банка. Об этом в свое время чрезвычайно поучительные разоблачения сделал некий г. Л. Г., – ни дать, ни взять похожий на того Льва Гурьева[247], который долго состоял газетным чистильщиком сапог при гр. Витте. В 1905 г., когда государственный банк, под влиянием крайне стесненного финансового положения, стал скуп на кредит, – "крупная торговля и промышленность начали объединяться в политические союзы с резко-оппозиционной окраской, и – рассказывает г. Л. Г. – одна из этих организаций (контора железо-заводчиков) в 2 часа ночи с 18 на 19 октября 1905 г. (т.-е. в день опубликования знаменитого манифеста) заявила гр. Витте: «мы не верим словам и поверим только делу. Дайте нам дело». Гр. Витте дал им «дело», широко открыв кредитный кран, и – «промышленность перешла в союз 17 октября и еще более правые партии»{66}. Таким образом октябристская партия сложилась под бюджетной сенью. Надеяться на то, что теперь, в момент неустойчивой торгово-промышленной конъюнктуры, октябристы предпримут серьезный поход против бюджета, рискуя тем обрушить на себя лавину кризиса – значит верить в чудо. Но чуда не случилось, – октябристы оказались в первых рядах священной дружины, охраняющей бюджет.Здесь-то именно и вставал тактический вопрос: какие предпринять дальнейшие шаги, чтобы пробудить внимание всего населения к попранию элементарнейшего права народного представительства – свободы парламентского слова? Кадеты, однако, к этому моменту уже исчерпали себя. Они согласились совершить довольно решительный на первый взгляд шаг – объявить бюджетную стачку – до снятия бюрократией полицейской осады с народного представительства. Но для своего активного участия в борьбе они ставили, видите ли, небольшое условие: непременное участие октябристов. Да, под прикрытием октябристов справа, социал-демократов – слева, кадеты готовы были вступить в борьбу. Однако же было с самого начала ясно, что октябристы не могут примкнуть к думской стачке против своего собственного третьеиюньского бюджета, как капиталист не примкнет к рабочей стачке – против себя самого. Но в таком случае вся боевая готовность либерализма была показной, рассчитанной на буржуазную галерку, на недовольную провинцию. Кадеты с самого начала знали, что до борьбы дело не дойдет и им не придется серьезно компрометировать в глазах правящих свою «ответственную» и «государственную» репутацию; в качестве же громоотвода для простоватой «радикальной» провинции всегда останутся октябристы, не желающие бастовать… против самих себя.
В этом положении кадеты себя чувствовали почти превосходно. Но не надолго: либеральную музыку испортили социал-демократы. Отнюдь не считая, будто Дума явится ареной решающей борьбы, рабочие депутаты отнеслись, однако, и к думской борьбе со всей серьезностью и решительностью честных и мужественных политиков. В Думе и в печати указывалось, что, выступая за свободу думского слова, социал-демократы тем самым боролись за общий интерес. Это бесспорно. Но не случайно ведь жребий, брошенный г. Маклаковым, пал на Чхеидзе, на лидера думской социал-демократии. И когда буржуазные партии, в твердой надежде, что на них маклаковский жребий не падет, решили, как ни в чем не бывало, приступить к «беседам по бюджету», – именно к «беседам», как выразился позже г. Милюков! – тогда социал-демократы заявили: «Нет, на это мы не пойдем. Мирно беседовать о бюджете с петлей на шее, иметь собеседниками министров, которые держат конец этой петли в руке, – нет, на это мы не согласны! И против этой вашей беседы, сотканной из лицемерия и раболепия, мы будем протестовать всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами!».
Кадеты отшатнулись от группы, которая политические обязательства понимает всерьез. Трудовики, уже подвергшиеся воздействию политического подъема в городах, честно поддержали представителей пролетариата. И 22 апреля разыгрались в Думе события, которые навсегда войдут в историю русского парламентаризма. Когда г. Горемыкин[248]
появился пред вернопреданной Думой, чтоб изложить ей свой способ облагодетельствования России; когда каждый из патриотов вложил в рот жирный палец почтительности, – крайняя левая встретила министра-президента международной музыкой обструкции и криками: «Свободу слова депутатам!».