Перед историческим рубежом. Политическая хроника

В первую эпоху третьей Думы Столыпин делал попытки поддержать октябристское реформаторство: чудовищно-возросшая государственная машина с ее трехмиллиардным бюджетом сама нуждалась в развитии производительных сил, а торгово-промышленный кризис, начавшийся в конце 1899 г., длился почти без перерывов до конца 1909 г. Но третий союзник блока, дворянство, за счет которого только и возможны были капиталистические реформы, не соглашался уступить ни вершка из своих сословных позиций. Государственный Совет и так называемые сферы явились оплотом сословной непримиримости и социального застоя. Большие и малые Пуришкевичи победили. Бюрократия быстро сложила реформаторское оружие, снова решив, что «на наш век хватит». Октябристско-столыпинский «реформизм» закончился жалким крахом.

V. Третьеиюньский империализм

В качестве выхода из тупика была выдвинута на передний план активная внешняя политика. Оказавшись внутренне-неспособной развязать узы экономического развития страны и раздвинуть таким путем рамки внутреннего рынка, реакция искала внешних источников обогащения для имущих классов или, по крайней мере, для их верхов и отдельных политических клик. С кадетами в роли вестовых контрреволюция стала на рельсы империализма. Не замедлило, однако, обнаружиться, что активная внешняя политика не по плечу правительству, которое управляет недовольным населением при помощи исключительных законов и еще более исключительных приемов. Бесправие и нужда крестьянства, систематическое унижение десятков миллионов «инородцев», бестолковое и нечистое хозяйничанье бюрократии во всех областях, сенаторские ревизии, многое раскрывшие, но ничего не изменившие, все это – неподходящая обстановка для «патриотического» воодушевления и внешних успехов. Если империализм эпохи контрреволюции не дал нам нового Мукдена и новой Цусимы, то только потому, что наша дипломатия при всей своей суетливости каждый раз виновато отступала назад, как только очередной международный вопрос ставился ребром, т.-е. на почву столкновения сил. Но было бы несправедливо утверждать, что усилия русской дипломатии остались безрезультатными: все, что можно было испортить, она добросовестно испортила, и где маячил новый провал, там она была неизменно на своем посту.

В Персии, считавшейся нашим естественным рынком, упрочилось влияние Англии и Германии. Ненависть к России, громившей персидский парламент и сеявшей в стране анархию, укрепилась незыблемо. Нынешнее персидское правительство, по признанию «Нового Времени», представляет собою организованную враждебность к России. На Балканах преданная русской дипломатией Болгария живет и дышит теперь ненавистью к стране-"освободительнице". «Наследственный враг» – Австрия, аннексировавшая в 1908 г. Боснию и Герцеговину, получила теперь против Сербии сильную точку опоры в лице самостоятельной Албании. Противница-Германия упрочилась в чрезвычайной мере в Константинополе и прибирает ключ от Босфорского пролива к своим рукам. Наконец, на Дальнем Востоке монгольская авантюра превратила Китайскую республику в нашего заклятого врага и в то же время оттолкнула от нас Монголию. Газетные агенты русской дипломатии начинают уже трусливо отзываться об «автономной» Монголии, как о зеленом винограде, не заслуживающем нашего высокого внимания. Словом, внешняя политика контрреволюции, с начала и до конца состояла из ряда отступлений и поражений, жестоко расшатавших тройственное согласие^{67}.

VI. Третьеиюньский национализм

Крушение Столыпинско-Гучковского реформаторства и первые крупные неудачи во внешней политике, как аннексия Боснии и Герцеговины, укрепили реакцию на новой политической идее: национализме. Эта идея чрезвычайно проста: в разноплеменной России, где великороссы составляют не более 43 % населения, создать не для коренного населения, разумеется, а для коренных истинно-русских собственников – в состав которых входит, к слову сказать, много «истинно-русских» немцев, поляков, румын и даже евреев – исключительно-привилегированное положение; монополизировать за ними внутренний рынок; национализировать хлебную торговлю; национализировать кредит; словом, поближе припустить их к государственному бюджету, отогнав прочь инородцев, ибо иначе не хватает; обезличить еще не окончательно обезличенные окраины (Финляндия); выкроить из обезличенных окраин новые истинно-русские губернии (Холмщина), отдав их на кормление жадным патриотам из маменькиных сынков, – вот и вся политика национализма!