Перед историческим рубежом. Политическая хроника

Дума собралась. Кадеты одержали избирательную победу, какой сами не ожидали. Прошло больше двух месяцев, в течение которых кадеты делали попытки снять бюрократию, а бюрократия проедала свои два миллиарда. В течение двух месяцев парламентарной жизни обнаружилось: что кадеты не доверяют погромщикам; что пролетариат не доверяет кадетам; что крестьянских представителей кадетам приходится перетаскивать не справа налево, а слева направо; что революция не локализируется в стенах Таврического дворца; что народные массы настроены гораздо решительнее, чем большинство их случайных представителей; что вопрос русской свободы будет решаться на улицах; что широкое брожение в армии подготовляет условия для счастливого решения этого вопроса.

Биржа дала два миллиарда под Думу и под конституционный порядок. Биржа ошиблась, как ошиблись кадеты, как ошибся абсолютизм. Кадетская Дума существует, но нет ни кадетской конституции, ни кадетского порядка. Решится ли биржа давать новые миллиарды под кадетское министерство? Если бы биржа решилась на это, ее давление заменило бы кадетам отсутствующую политическую энергию и инициативу. Кадеты подписались бы именем нации под всеми векселями промотавшейся бюрократии и вступили бы в Мариинский дворец, опираясь не на революционный народ, а на парижских банкиров. Не они первые: биржа уже сделала у нас одно министерство – октябрьское министерство графа Витте.

Конечно, кадетское министерство, не задумавшись, поручилось бы перед биржей за прошлые долги самодержавия, но кто поручится перед биржей за кадетское министерство? А такое ручательство необходимо. Та же самая причина, которая заставляла абсолютизм колебаться в вопросе о кадетском министерстве, т.-е. полное недоверие к способности кадетов овладеть революцией и успокоить ее – эта же причина должна породить в бирже, по крайней мере, выжидательное настроение. А между тем, деньги нужны сейчас: кадетское министерство было бы исходом, если бы под него можно было авансом получить новые миллиарды.

Конечно, если стоять на точке зрения формальной конституционной логики, немедленное призвание кадетов к власти должно казаться неизбежным. Но реальная политическая логика далеко не всегда согласуется с логикой правовой.

Есть, однако, обстоятельство, свидетельствующее в пользу кадетских портфелей: это прежде всего необходимость выйти из того неопределенного положения, которое возбуждает нацию, деморализует армию и которое все равно не может длиться вечно. – Но выйти можно трояким путем: призвать к управлению кадетов, передать министерские портфели либеральным бюрократам или, наконец, в той или иной форме разогнать Государственную Думу.

Либерально-бюрократическое министерство принесет с собою все неудобства кадетского министерства: амнистию, хотя бы и не полную, свободу собраний и прессы, хотя бы и ограниченную, – но не будет иметь даже того единственного преимущества, которое дал бы кабинет Муромцева – Милюкова[101]: не свяжет с монархией думское большинство. Министерство Ермолова – Шипова[102] будет повторением министерства Витте, только при еще менее благоприятных обстоятельствах. Но опыт Витте, надо думать, не принадлежит к таким, которые располагают к повторениям.

Третий путь – разогнать Думу. Конечно, это самый заманчивый исход. Это был бы великолепный реванш, полное нравственное удовлетворение за все неприятности, причиненные «этими господами». Они требовали, чтобы министры убрались в отставку, кричали им вон, указывали на них пальцами, – как заманчиво было бы послать к ним полицмейстера, который войдет и скажет: господа, потрудитесь разойтись! – В лакейских Петергофа этот сюжет разбирается, несомненно, на все лады со сладострастием ищущей удовлетворения мести. Многие тайные советники в бессонные ночи рисуют себе эту восхитительную сцену: хе-хе-хе… потрудитесь, господа, разойтись!

Но что будет на другой день? Правда, широкие народные массы не считают кадетов своими представителями; правда, передовые элементы народа видят в кадетах злостных отступников от всех принятых ими на себя обязательств, – и тем не менее правильный революционный инстинкт подскажет массам, что насильственное распущение Думы нельзя оставить безнаказанным. Сама Дума, отступая перед полицмейстером с резолюцией протеста, может сколько угодно призывать нацию к грозному спокойствию, – на разгон Думы народ, несомненно, ответит выступлением такого размаха, какого еще не знала наша революция. Вопрос о том, – кто хозяин в стране, снова будет решаться на улицах, как в декабрьские дни. Но после декабря прошло полгода непрерывного политического кипения, – кто предскажет, как будет себя держать армия? Разогнать или не разгонять? спрашивают себя тайные советники Петергофа. Разогнать или не разгонять? гадает на кофейной гуще Папюс. Разогнать или не разгонять? размышляет генерал Трепов и задумчиво смотрит на немые батареи Петропавловской крепости.