Перед лицом Родины

— Товарищ Яковлев! — с дрожью выкрикнул Воробьев, вставая. — Я честный советский человек! Понимаете, честный! С прошлым своим я давно порвал. Возврата к нему не может быть… Это ошибка молодости моей. Товарищ Яковлев, вы, наверное, думаете, что в душе своей я враг родины, своего народа… Ей-богу же, нет. Товарищ Яковлев, поверьте мне, я честный, преданный Советской власти человек.

— Сядь, гад! — в бешенстве выкрикнул Яковлев. — Честный, говоришь?.. Тогда пиши!

— Что писать?

— Я буду диктовать. Садись к столу, вон бумага, ручка.

Воробьев подсел к столу, омокнул ручку в чернильницу.

— Пиши: уполномоченному НКВД по Азово-черноморскому краю. Написал?.. Я, такой-то… Становлюсь на колени перед Советской властью и прошу пощады… Я прислан из-за границы с шпионско-диверсантскими целями… Со мной вместе был заслан в СССР белогвардейский генерал Ермаков К. В., который впоследствии выбрался снова за границу.

Яковлев прошелся по комнате, обдумывая, взял со стола какую-то бумажку.

— Пиши дальше, — сказал он. — В Советском Союзе мы с генералом Ермаковым завербовали в свою шпионско-диверсионно-вредительскую организацию Ермакова Прохора Васильевича, Волкова Виктора Георгиевича, читал он по бумажке. — Потом эту, как ты сказал?.. Ага, Мушкетову Надежду Васильевну…

Воробьев уже не писал, а широко открытыми изумленными глазами смотрел на Яковлева.

— Что вы говорите? — в ужасе сказал он. — Это же неправда!.. Никого мы не вербовали. Эти ложь!.. Эти люди ни в чем не виновны…

— Не будешь писать?

— Нет!

В комнату вошел высоченный широкоплечий и широкогрудный молодой сотрудник с копной вьющихся белокурых волос. Воробьев заметил в его петлицах тоже по три шпалы. Значит, это тоже был большой начальник.

— Ну, что? — спросил он, кивая на Воробьева. — Раскололся, нет?

— Нет еще, товарищ Щавелев, — хихикнул Яковлев. — Крепится еще орешек… Я ею заставлю расколоться…

Щавелев, подойдя к Воробьеву, расставил толстые свои ноги, уставился на него из-под нависших на глаза волос.

— Ну, ты что?.. Сопротивляешься еще?.. Хочешь, наверно, резиновых палок отведать, а?

— Товарищ Щавелев, — торопливо выдохнул Воробьев, боясь, что ему Яковлев не даст говорить. — У него брат белогвардеец!.. Брат его в Париже руководит в РОВСе шпионами и диверсантами… А вот он хочет, чтобы я клеветал на честных советских людей…

Щавелев и Яковлев переглянулись и весело захохотали.

— Вот, понимаешь, сволочь-то, — сказал, смеясь, Яковлев. — Какая у них, врагов народа, тактика… Если бы меня не знал лично Николай Иванович Ежов, то, может быть, можно бы ему и поверить… Хе-хе!..

— Ах ты, гадина! — рассвирепел Щавелев, размахиваясь своим огромным, как дыня, кулаком. — Ты что чернишь советских чекистов? — Он с такой силой двинул кулаком по щеке Воробьева, что тот, как перышко, легко слетел со стула на пол…

XVIII

…Однажды утром к Волковым прибежала взволнованная, с покрасневшими распухшими глазами Зина Ермакова.

— Прохора арестовали! — выкрикнула она и зарыдала.

— Как арестовали? — побледнел Виктор. — За что его могли арестовать?

— А разве они говорят, за что?.. Пришли под утро, предъявили ордер на арест, обыскали и увели…

Если до этого Виктор еще верил в то, что арестовывают правильно, за преступления, то сейчас вера эта поколебалась. Брата своего Прохора он знал, как себя. Прохор был кристально чистый коммунист, без единого пятнышка.

— Это что-то не так, — покачал он головой. — Прохор ни в чем не виноват… Это ошибка… Его выпустят, я в этом убежден.

— Не будь наивным, — сказала Марина. — Вот уже сколько арестовали людей, хоть одного из них выпустили? Я что-то не слышала…

— И командующего тоже арестовали, — всхлипнула Зина.

— Ну, командующий-то в чем, может, и виноват, — сказал Виктор. — Это я не знаю, но а вот в Прохоре-то я убежден…

— Витя, ты человек авторитетный, — сказала Зина. — Может, узнал бы что про Прошу, помог бы ему в чем…

— Ну уж нет, в этом отношении я ничего не буду делать… Мне неудобно. Брат ведь… Разберутся сами… Вот посмотришь, не нынче завтра вернется он домой…

Говорил это он так убежденно, что Зина поверила и заулыбалась.

Но прошло несколько дней, а Прохор не возвращался…

* * *

Но вот наконец и телеграмма из Москвы! Сколько ее ждали. Словский писал, чтобы Виктор срочно приезжал в Москву оформить ордер на получение квартиры. Виктор выехал.

В Москве его ждало много приятного. Во-первых, он получил ордер на квартиру из трех просторных чудесных комнат на Ленинградском шоссе. Можно было вселяться.

В Союзе писателей он встретил Смокова.

— О, старина! — обрадовался ему Виктор. — Пойдем обедать в ресторан. Угощаю, обмоем, так сказать, мою квартиру московскую…

— Ладно, — согласился тот. — Только подожди минуточку. Мне надо повидать Нонну Львовну Краснолуцкую… Мы сейчас договорились с ней здесь встретиться… Я не задержусь.

— Это критик, что ли?

— Вот именно. Я тебя познакомлю с ней.

— Да это необязательно, — отмахнулся Виктор.

Они сели в вестибюле на диване и закурили. Но Смоков тотчас же вскочил и бросился навстречу немного располневшей яркой брюнетке средних лет.