Перед лицом закона

Казимир Михайлович вспоминал свои долгие беседы с Евгением Петровичем Храмовым, которого в глубине души считал бесперспективным для настоящей работы, слепым идеалистом, но с которым ему очень хотелось встретиться, чтобы посмотреть, насколько он продвинулся вперед после того, как получил почти настоящий печатный станок. Он наметил сегодня же вечером, после встречи с Фастовым, навестить Храмова.

Сумерки сгустились. Казимир Михайлович издалека увидел на уровне вторых этажей неоновый белый цветок и зеленое слово «Астра». И тут словно что-то притормозило его, он замедлил шаг. Почему в самом деле Фастов выбрал для свидания именно кафе, где так много народу? Вон и очередь у входа стоит... Очередь, правда, была предусмотрена. Фастов сказал, чтобы Казимир Михайлович не смущался этим. Он предупредит швейцара, надо постучать в дверь и сказать, что к Фастову, — его пропустят... Нет, поворачивать Казимир уже не мог.

...Дальнейшее происходило как бы автоматически, по заданной программе, помимо его воли.

Извинившись перед пышноволосыми юнцами, толпившимися у входа, он пробрался к двери, постучал. Шторка на зеркальном стекле двери отодвинулась в сторону, на него глянул глаз в морщинистой оправе, он назвал фамилию Фастова, и дверь открылась. Старый швейцар принял у него пальто, дал номерок, и Казимир Михайлович вошел в хорошо освещенный зал, очень тесно заставленный столиками. Очки отпотели, но он все же увидел мельтешащую над головами сидящих белую руку — Фастов звал его. Он сидел в самом центре зала. Соседями по столику была молодая пара, один свободный стул ждал Казимира.

Он поставил чемоданчик на пол между собою и Фастовым, оглядел пространство под столом — никакого другого чемоданчика там не было. Казимир протер очки замшевым лоскутком, окинул Фастова приветливым взглядом. Карманы у того совсем не оттопыривались. «Где же деньги?» — казалось, хотел спросить Казимир.

Перед Фастовым стояла початая бутылка рислинга. Он протянул к ней руку.

— Хотите?

— Нет, нет, мне нельзя.

— Что заказать?

— Кофе.

Фастов собирался позвать официантку, но Казимир Михайлович движением бровей попросил его наклониться поближе и шепнул:

— А где же?..

— Там, на вешалке, — передразнивая его, загадочным тоном ответил Фастов.

— Вы с ума сошли.

— Швейцар свой человек. Он мои вещички не проглядит, не беспокойтесь.

— Давайте уйдем отсюда.

— Можно, — согласился Фастов.

Он остановил проходившую мимо официантку и рассчитался.

В гардеробной было много народу, толклись какие-то люди, одни в пальто, другие без пальто.

Казимир Михайлович поставил свой черный новенький, поблескивающий металлом чемоданчик на нечистый пол у барьера, отдал номерок швейцару, тот подал ему пальто, помог одеться.

Потом оделся Фастов. Швейцар выставил на барьер его потертый серый фибровый чемоданчик, с которым Фастов обычно ходил в рейсы. Фастов опустил его вниз, поставил рядом с чемоданчиком Казимира Михайловича — это выглядело как телега рядом с автомобилем последней модели.

...Ну конечно! Тысячу раз виденный и читанный элементарный прием: сейчас они перепутают чемоданы, и дело в шляпе. Но по шпионским правилам обмениваемые предметы должны быть похожи друг на друга если не как близнецы, то хотя бы как двоюродные братья. А здесь даже и не седьмая вода на киселе. Кто-кто, а уж Казимир Михайлович правила знал. И все же произошло тысячу раз виденное и читанное: он взял чемоданчик Фастова. И тут же на его руку, державшую ношу, легли другие руки. Это было настолько неожиданно в беспорядочно толкущейся толпе, что в первый момент Казимир Михайлович подумал — его грабят.

— Позвольте! — воскликнул он, отшатываясь от человека, сжимавшего его руку.

— Вы взяли не свою вещь, — сказал Сысоев. И чуть возвысил голос, чтобы перекричать гул кафе: — Прошу понятых.

Он повел Казимира Михайловича через коридор. Они зашли в кабинет директора кафе.

Тут был составлен протокол, зафиксировавший, что Фастов и господин Дей — так записал майор Сысоев, посмотрев в паспорт, предъявленный Казимиром Михайловичем, — обменялись чемоданчиками. Двое понятых, молодые парни, расписались, и Сысоев, поблагодарив, сказал, что они могут идти. Они ушли с неохотой.

В переулке стояли две «Волги».

Фастова и Казимира Михайловича поместили в разные машины.

Через пять минут они оказались в управлении КГБ, и начался первый допрос.

Казимир Михайлович протестовал, возмущался, требовал связать его с посольством.

С ним не стали играть: на очной ставке Фастов рассказал о манипуляциях в Амстердаме. Казимиру Михайловичу задавали упорно один и тот же вопрос: кто он такой и каковы его интересы в СССР? И он непоколебимо стоял на одном и том же: бизнесмен, совладелец фирмы химических продуктов, доктор социологии, приехал в Советский Союз, чтобы изучить возможности заключения торговых соглашений.

Фастова, оказывается, он видит в первый раз. Все это подстроено.

Среди вещей Казимира Михайловича обнаружили аргентинский паспорт на другое имя. Казимир Михайлович, не моргнув глазом, сказал, что паспорт ему подброшен.