Перед лицом зла. Уникальные расследования лучшего профайлера Германии

Чтобы выяснить все это, я задаю себе на месте преступления множество вопросов, которые всегда связаны с оценкой поведения убийцы. Как он вышел на контакт с потерпевшим? Насколько контролировал себя и свои порывы? Насколько агрессивными были его действия? Была ли агрессия умеренной – всего лишь необходимой для преодоления сопротивления жертвы? Или он действовал по обстоятельствам? Какое оружие использовал преступник – собственные руки, колющие или тупые предметы? Принес ли он оружие с собой или нашел случайно, пустив в ход так называемые подручные средства? Когда он нанес ранения жертве: до или после смерти? А может, в момент смерти? Как именно преступник убивал? Сначала задушил, а потом зарезал жертву? Или наоборот? Что насчет сексуального контакта? Был ли он вообще? Если да, есть ли признаки необычных сексуальных предпочтений, таких как фетишизм или садизм? Была ли жертва убийства изнасилована? И что преступник сделал с телом? Он просто оставил его, спрятал или унес куда-то еще? Пытался ли убийца избавиться от таких следов, как отпечатки пальцев или сперма, которые могли бы его идентифицировать? То есть был ли он в перчатках и использовал ли презерватив? Существует много вопросов, на которые я должен ответить, чтобы максимально реалистично реконструировать ход преступления. Есть надежда, что все это поможет мне понять мотив преступления, описать потребности преступника и составить профиль его личности.

2

В запекшейся крови виднеется грубый ромбовидный отпечаток рабочей обуви. Следы от подошв усеяли пол, как штампы, через равные промежутки. Они ведут в глубину помещения. Вокруг лужи наружу расходятся густые капли крови. Узкая дорожка кровавых подтеков ведет к серой стальной двери лифтового холла, к выходу от лифта, к кладовкам и чулану для велосипедов.

Я открываю огнеупорную дверь лифтового холла и попадаю в комнату без окон площадью почти 8 квадратных метров. Неоновые светильники отбрасывают тусклый зловещий свет, две стальные двери ведут в другие помещения. Место напоминает подземелье.

На полу и на стенах также обнаруживаю следы крови. На работе я уже внимательно изучил снимки с места убийства и фото вскрытия, однако количество этих молчаливых свидетелей свершившегося злодеяния меня шокирует. Я никогда не видел столь яростного проявления жестокости.

Чтобы иметь возможность реконструировать события и понять их суть, мне нужно интерпретировать рисунок кровавого следа. Гнетущая перспектива, которая ждет меня после беззаботного отпуска. Затхлый запах крови не добавляет энтузиазма. В такие моменты трудно сохранять профессиональную дистанцию между собой, преступником и жертвой.

Сложно отделаться от мысли, что несколько дней назад здесь оборвалась молодая жизнь, полная надежд и, вероятно, больших планов на будущее.

На самом деле я не хочу даже представлять, какой смертельный ужас и какие муки должна была испытать эта молодая женщина, прежде чем умереть, несмотря на отчаянное сопротивление.

Стараюсь по возможности не думать об этом и возвращаюсь к своей задаче. Место преступления теперь выглядит совсем не так, как в момент обнаружения тела моими коллегами. Многие предметы передвинуты и лежат иначе. Криминалисты, следователи, фельдшеры или сотрудники похоронного бюро тоже наследили. Тем не менее я уверен, что мне удастся получить ключи к разгадке хода убийства, еще раз внимательно все осмотрев.

В экранизации триллера Томаса Харриса «Красный дракон» есть сцена, в которой очень хорошо показана работа профайлера. Молодой следователь ФБР Уилл Грэм (Эдвард Нортон) появляется на месте преступления. За несколько дней до этого серийный убийца Фрэнсис Долархайд расправился здесь с целой семьей. Глазами профайлера зритель видит пятна крови на стенах и на кровати в спальне. Уилл Грэм фиксирует их, а затем наговаривает на диктофон свои мысли о причине и динамике их появления. Моя работа выглядит примерно так же, только я записываю свои умозаключения не на пленку, а в блокнот. До сих пор этот старомодный метод нравится мне больше других.

Такая работа на месте происшествия, похожая чем-то на медитацию, и раньше была неотъемлемой частью моих расследований, еще до того, как я стал заниматься профайлингом. Я по нескольку раз выезжал туда, где произошло убийство, и внимательно разглядывал следы, иногда задерживаясь на несколько часов. Так мне часто удавалось узнать подробности случившегося. Эти знания я потом использовал на допросах. В случае если подозреваемый давал признательные показания, я мог проанализировать, насколько сильно он фальсифицировал факты в своих рассказах.