Перед лицом зла. Уникальные расследования лучшего профайлера Германии

Я тихонько усаживаюсь в углу комнаты, чтобы не мешать. Сейчас мне просто важно слушать и наблюдать. Рядом с моим коллегой сидит переводчик. Он переводит вопросы на малайский – официальный язык Индонезии.

Сувати Арроро затягивается сигаретой и непрерывно стряхивает пепел, даже когда его новая порция еще не образовалась. Она выглядит рассеянной и, кажется, будто вот-вот уснет. Периодически она смотрит на нас – ее лицо ничего не выражает. На вопросы женщина отвечает монотонно, уклончиво и неуверенно. Большинство ее реплик односложные. Иногда, однако, она отвлекается, путается в подробностях, особенно когда речь идет о второстепенных деталях. Я нахожусь под сильным впечатлением от этого почти шизофренического поведения. Что может происходить в голове у этой женщины? Понимает ли она вообще смысл вопросов? Мой коллега сообщает ей о находках, сделанных после исследования мусора из ее дома: об удостоверении личности погибшей, обертке от шоколада, конверте с записями. Он повторяет слова ее жениха, согласно которым эти записи сделаны врачом. Затем объясняет, что она может отказаться от дачи показаний, если ей придется свидетельствовать против себя. Коллега объявляет женщине, что ее подозревают в причастности к смерти Ребекки Шван. Сувати Арроро говорит, что готова давать показания. Адвокат ей не нужен.

Ее взгляд становится неподвижным, кажется, подозреваемая где-то очень далеко в своих мыслях. Слышно только ее взволнованное дыхание. Она быстро прикуривает сигарету и что-то шепчет переводчику на своем языке. Похоже, он повторяет ей слова моего коллеги, касающиеся того, в чем ее обвиняют. Глядя на женщину, ломаю голову о том, откуда я ее знаю. По-прежнему никак не могу вспомнить.

После долгой паузы Сувати Арроро начинает рассказывать. Ее голос тихий и безэмоциональный: «Я пригласила Ребекку на свой день рождения. Вообще-то, это день рождения моей подруги Самсии, который я отмечаю каждый год. Самсии больше нет в живых. Ее смерть изменила мою жизнь. Мы тогда были еще детьми». Я внимательно слушаю ее историю. Однажды Сувати со своей двоюродной сестрой и лучшей подругой Самсией по дороге из школы проходили мимо буддийского храма. Перед ним молилась пожилая китаянка. Рядом стояла чаша с фруктами, которые женщина принесла в качестве подношения. Самсия специально задела чашу, и та разбилась. Старуха очень рассердилась и наложила на двух девочек проклятие. И в самом деле, через несколько дней у Самсии распухла нога. Сама Сувати тоже заболела, у нее поднялась высокая температура. Семья объяснила болезни девочек кощунственным поступком. Родственники пытались по-доброму договориться с китаянкой.

Согласно обычаю, они слепили фигурку из рисовой пасты, принесли ее в жертву и попросили у женщины прощения. Но старуха была слишком обижена, чтобы принять извинения. Через несколько дней Самсия умерла.

После этого отец Сувати Арроро обратился за советом к одному имаму. Исламский священнослужитель сказал, что имя его дочери проклято. Отныне девочка должна была носить имя своей погибшей подруги. После этого большинство людей стали называть ее Сия. Вскоре после смены имени лихорадка действительно спала. С тех пор 7 июля она отмечала день рождения лучшей подруги детства как свой собственный. «Проклятие было побеждено», – говорит Сувати Арроро. Рассказывая свою историю, женщина, кажется, уже не может остановить словесный поток. Внезапно ее речь оживляется, она ведет себя беспокойно, покачивает головой взад и вперед. Подозреваемая теперь напоминает животное в клетке, страдающее от госпитализма. Ее едва ли получится прервать. Сувати Арроро перечисляет мелкие детали, ее голос при этом почти срывается на визг – так сильно она взволнована. Интересно, как эта женщина должна была чувствовала себя все эти годы с такой «разрушенной» личностью? Внезапно она вся напрягается и становится очень серьезной.

Сувати Арроро возвращается к первым вопросам моего коллеги, которые касались предметов, найденных в бытовых отходах. Ее голос звучит на удивление жестко: «Этот шоколад привез мне Марек. Подарок из его последнего рейса». Она также комментирует содержимое листка, лежавшего в конверте: «Ребенок при рождении весил 3080 граммов и имел рост 51 сантиметр. Это почерк Ребекки. Я попросила ее об этом». После небольшой паузы, длительностью, возможно, три или четыре вдоха, она продолжает говорить, решительно, но безэмоционально. «Ребекка приходила ко мне. Я убила ее. Я сделала это ради Марека. Мне не хотелось его терять».